Выбрать главу

Более сотни станиц и хуторов перешло со старого берега Дона наверх, к береговой черте разлившегося «Цимлянского моря», к новым оросительным каналам. Станицы обернулись лицом к водной глади, при перестройке обзавелись зданиями клубов, средних школ, универмагов, протянулись прямыми широкими озелененными улицами — среди них мы непременно найдем «Набережную», «Морскую», «Рыбацкую».

Все это переселение организовано, оплачено государством. Жилые дома передвинуты за много километров тягачами-домовозами, а другие построены заново. Лес, кирпич, стекло, железо — ни о чем не было заботы. Государство щедрым участием помогло перевезти и пересадить все сады вплоть до последней яблони, все виноградники вплоть до последнего куста.

На Кавказе заселяется осушаемая Колхида. На новые плодородные земли переехали тысячи колхозников — прежде всего из горных мест, включая лежащую далеко вверху, стесненную хребтами Сванетию. На осушенных болотах новоселы разбивают цитрусовые, чайные, табачные плантации, выращивают плодовые сады. Каждой семье отводится дом с террасой, с черепичной крышей. Вместе с жилыми домами в новых поселках создают школы, библиотеки, медпункты.

Устраиваются новоселы на Карельском перешейке. Среди переселенцев — и рыбаки и земледельцы. В помощь вновь созданным рыболовецким колхозам государство устраивает моторно-рыболовные станции с сетевязальными мастерскими.

Новых жителей везут пароходы на Южный Сахалин. Сюда прибыли десятки тысяч советских людей — рабочих, инженеров, колхозников.

В долинах Армении выросли поселки армян-иммигрантов, переселившихся на родину из других стран.

Народности Севера переходят из чумов, покрытых оленьими шкурами, в рубленые дома, из мелких таежных стойбищ — в новые, крупные села.

Украинцы, воронежцы, орловцы, тамбовцы заселили земли богатого Крыма…

Всюду стройка. Блестит свежий тес. Визжат пилы. Мелькает топор в умелых руках.

Больше всего новых сел возникло у нас на востоке, за Уралом.

Передвижка населения к востоку была известна и старой России. В Заволжье, в Зауралье шел русский крестьянин из центральных губерний и там распахивал новые земли. Не нетерпимость казенной религии гнала его из дома и не пресловутая русская «страсть к переходу». Он бежал из голодной страны, от помещичьего и кулацкого гнета, от нищенского надела обеспложенной земли, которую не мог улучшить.

Это была трагическая эпопея, навек запечатленная в разоблачительных статьях В. И. Ленина, в полных горечи и гнева очерках Глеба Успенского, в скорбных полотнах Сергея Иванова. На одной из картин — среди голой степи у телеги лежит мертвый отец, а мать, упавшая ниц, в невыразимом страдании скребет пальцами землю.

Сначала царское правительство затрудняло переселение, стремясь сохранить в деревне Центра дешевые рабочие руки, обрабатывавшие помещичьи земли, но после революции 1905 года, когда крестьяне жгли дворянские усадьбы, оно перешло к поощрению переселенческого движения, видя в нем разрядку революционной грозы.

В новых местах переселенцы опять встречались с кабалой. Случалось, целая семья с весны до осени работала на кулака-«старожила» за теленка, а день женского труда оплачивался горшком простокваши. Обогащая одних, плодородные сибирские степи не давали счастья другим, и последних было большинство.

Теперь у переселения на восток совсем иной смысл, иные цели, чем раньше.

Победа Октябрьской революции, передача крестьянам помещичьей земли, колхозный строй, новая агротехника навсегда уничтожили в деревне нищету. Политика Коммунистической партии преобразила деревню, открыла крестьянству путь к культурной и зажиточной жизни. И переселение ныне — не переселение от бедности, как это было раньше, а плановое освоение новых районов, одно из средств дальнейшего повышения благосостояния колхозников. Механизация, рост производительности труда высвобождают рабочую силу, и много колхозников добровольно переселяется в места, где обильны дары природы, вдоволь еще не распаханных земель, но не хватает рабочих рук.

В царское время само переселение было разорительным. Шли пешком, плыли на баржах, ехали на подводах, а когда провели Сибирскую железную дорогу — в товарных вагонах со знаменитой надписью «40 человек или 8 лошадей». Проводили в дороге целые месяцы. Валялись на грязных переселенческих пунктах, мерзли, голодали, болели и, вконец обнищавшие, обессиленные, добирались до «мест водворения», чтобы там — без средств, без орудий производства, без поддержки — встретить неустройство и таких же кулаков и урядников, от каких пытались избавиться, покидая «места выхода».