Старик замолк. Поднималась от трав, вытянувшихся в лесу, влажная тягучая духота, пахло прелью и мускусной букашкой, выпускающей на черноклены липкие соки. Не верилось, что в этом мире, полном безмятежного покоя, убивали людей и жизнь человека ценилась дешевле ахалтекинской кобылы. И в то же время что-то притягивающее скрывалось в подобных рассказах, и словно без войны и убийства слишком трезвым и пресным казалось человеческое существование. Степная горлинка чистила клювик на тонкой жердине бересклета. Ветвь колебалась, горлинка, сохраняя равновесие, взмахивала матовыми крыльями, взъерошивая перья на шейке.
— А Золотая Грушка? — тихо спросил Миша.
— Домой пришла, вместе с моим конем.
— А сейчас где она? — полюбопытствовал Петя.
— По старости пала! Под тем курганом зарыли.
Он указал вдаль, где в промежутке деревьев виднелась спокойная вершина кургана.
— Можно разве, дедушка, под таким заветным курганом коней закапывать? — тихо спросил Миша, наблюдая полет вспугнутой кем-то горлинки.
— Золотую Грушку можно. Старики на сборе разрешили… На ней кровь человеческая.
Вдруг медноголосо загудели колокола, сразу же разрушив дремотное спокойствие. Все звуки заглохли, над лесом и долиной поплыл звон набата. Дети встрепенулись.
— Пожар!
— Гурдая встречают, — равнодушно сказал старик, вытирая чистеньким платочком лысину. — Раз в колокола ударили, значит, на наш юрт въехали. — Харистов поднялся. — Тронули, казаки. Видать, и без моей медали теперь обойдутся. Сами хлеб-соль поднесут генералу.
ГЛАВА VIII
Лучшие полки из императорской армии, набранные на Дону и Кубани, были разгромлены в июньских боях, во время кровавой авантюры Керенского. Донские части Корнилова и кубанские дивизии 10-й армии потерпели поражение.
Жилейский казак Павло Батурин, вернувшийся из-под Тарнополя израненным и полуглухим, много мог рассказать о жестокой, ненужной бойне. Война утрачивала свои краски даже для казаков, которых вековой быт и традиции с детства готовили к бранным подвигам.
Теряло войско в далеких землях лучших сынов, гибли известные по станицам кони, и наряду с именами добрых казаков называли лошадиные клички.
Станицы обязаны были пополнять урон в своих земляческих полках. Стучали палками тыждневые, разнося новым призывникам атаманские повестки. Таяло население станиц. Появились невиданные в истории казачьего войска дезертиры, и их покрывали, их не казнили общественным презрением. Поговаривали о большевиках, несущих мир и свободную жизнь. Напряженно ждали телеграфных вестей из столичных центров. Не верила станица, что будто бы использовали кубанцев для борьбы с рабочими генералы Корнилов и Крымов. Еще со времен Екатерины, составляя гвардию императорской охраны, войско почти не знало случаев усмирения внутренних восстаний кубанскими полками.