— Заметно, по вас заметно, Иван Леонтьевич, — смягчил Гурдай, поименовав атамана по имени-отчеству.
Велигура сразу расцвел, и по лицу сеточно запестрели морщины.
— Люблю чеснок. Еще с холерного года пристрастился. Водку и чеснок никакая холера не берет.
Гурдай ехал рядом, уже не слушая атамана. Вернулся к прерванной мысли.
— Запомните, Иван Леонтьевич, — сказал он, глядя на нервные уши жеребца, — царь в прошлом, царя бесповоротно свергли. Временное правительство — эфемерная власть, которая вот-вот обратится во флюид, — генералу понравилось это внезапно пришедшее на ум слово «флюид».
— Да, да, во флюид, — повторил он и образно освоил его смысловое значение, представив Керенского, Львова и других властителей вроде Церетели, Прокоповича, Родзянко рассасывающимися в прозрачном воздухе, как частицы дымка или влажные пары тумана. На смену им выступали ясные очертания умных мужей, дальновидных государственных деятелей, поддержанных клинками трех войск, объединенных идеями юго-восточного союза. Кубанцы, донцы, терцы — вот реальная сила. Генерал приосанился, мысль была весома и ощутима. Заметив растерянность Велигуры, внутренне подосадовал, что силы, на которые придется опереться в будущей борьбе, чрезвычайно инертны и некультурны.
— Казаки вашей станицы должны ориентироваться прежде всего на самостоятельность, — произнес генерал тоном приказания. — Кубань должна быть самостийна.
Атаман покорно наклонил голову. Немногое он понял, и запутанность высказываний начальства навела на него первую тревогу.
Они двигались по улице, запруженной народом. Оркестр на линейках двинулся вперед, чтобы встретить гостя в центре, у правления. Спустились к Саломахе, шагом переехали гулкий деревянный мост. Гурдай с наслаждением глядел на знакомую ему с детства реку, местами заросшую чмарой и кугой. Протянулся узкий след, четко обозначенный по желто-зеленой ряске, — недавно проехала душегубка, подгоняемая длинным богом. А вон вдалеке, возле глинища, откуда начиналось поселение иногородних, пунктирно чернеют поплавки сетей. Велигура с опаской наблюдал за генералом, стараясь уловить, на какие именно непорядки он обратил внимание. Может, кто с того берега показывает генералу дулю? Атаман прищурился, вглядываясь.
— Рыба не перевелась? — спросил Гурдай.
Велигура вздрогнул. Не так давно в верховье отравили воду, заложив на вымочку неразрешенное количество конопли. Двое суток чурбаками плыли по реке полузадохшиеся сазаны. Их вылавливали руками, й с неделю по станице ходили раздувшиеся от рыбы свиньи.
— Ловят рыбу, — схитрил Велигура, уклоняясь от прямого ответа.
— Надо бы смелее спускать воду, Иван Леонтьевич, заквасите реку. Торф скоро образуется.
— Как ее спустишь, — отмахнулся Велигура, — мельники не дадут.
— Да-а-а, — протянул Гурдай. — Мельницы тоже нужны.
С бугра спускалась паровая машина. Паровик, украшенный огромной трубой, клубился дымом, и казалось — вот здесь, в станице Жилейской, люди присутствуют при начале эры, впервые зародившей паровой двигатель.
— Что это еще за новость? — кисло спросил генерал, наблюдая, как жерновами катятся железные колеса.
— Первая молотилка-самоход Ильи Ивановича Шаховцова. Чудо современной техники, — объяснил приосанившийся Велигура, в душе завидовавший изобретательному механику.
— Шаховцов Василий, артиллерийский поручик, родственник вот ему? — спросил генерал, указывая плетью на приближающееся чудо современной техники.
— Илья Иванович Шаховцов — отец Василия Шаховцова, — услужливо доложил хорунжий, предвосхищая ответ атамана.
Со свистом крутился маховик, гоняя визгливую цепь. Питающая бочка висела сбоку на охватах, откованных из шинного железа, и казалось — вот-вот она перетянет и перевернет пыхтящее чудовище. Топливо — солому — везли па молотилке-барабане, прицепленной к паровику. Два парня скидывали солому вниз на помост; кочегар искусно скручивал солому двухрожковыми вилами и швырял в топку тугие пучки, моментально охватываемые пламенем. Жар он помешивал железной шухальницей, поминутно клацая металлической заслонкой. Пообок ко-чегара, как капитан на низкобортном грузовозе, стоял Илья Шаховцов, наваливаясь всем своим плотным небольшим телом на штурвал.
Поравнявшись с атаманом отдела, Шаховцов приподнял картуз. Кочегар потянул цепку свистка. Паровик пронзительно заорал. Испуганный жеребец рванул в сторону, и генерал больно зашиб колено о столб телефонной линии. Самойленко подскочил к генералу.
— Ваше превосходительство! — с подчеркнутой озабоченностью воскликнул адъютант.