Нюра представила себе рябоватое лицо мужа, робкий и добрый взгляд, какую‑то виноватую улыбку. И с ужасом поймала себя на мысли, что хотела бы, чтоб он не вернулся.
У Шкурниковых кто‑то открыл дверь. Желтоватый прямоугольник света прорезал темноту. Через минуту совсем рядом, в проулке, послышались приглушённые, пьяноватые голоса:
— Соловей энтот на зорьке всегда домой от своей любушки вертается. А комиссара в правлении застукаем, — слышался чей‑то незнакомый бас.
Нюра прокралась в конец сада, перелезла через плетень и побежала к центру станицы.
В проулке вдруг всхлипнула и заиграла гармонь. Знакомый голос Яшки–гармониста запел:
И вдруг Яшка умолк, точно подавился. Гармонь жалобно пиликнула и затихла. Послышалась возня. Кто‑то охнул, кто‑то выругался.
Нюра прижалась к забору, стояла ни жива ни мертва. Во рту пересохло. Она хотела бежать дальше, но не могла. Ноги точно приросли к земле. Тут она вспомнила, зачем вышла в этот ранний час из дому.
Через сады и огороды она наконец добралась до правления.
… В сад выходило окно, плотно закрытое зелёными ставнями. Сквозь щели просачивался свет.
Нюра застучала в ставню.
Через мгновение свет в щелях исчез.
Окно вместе со ставнями распахнулось, грохнув болтом.
— Тише, Архип! В станице бандиты!
Архип выпрыгнул из окна. В руке его Нюра увидела кольт.
— Нюра! — растерянно и радостно воскликнул Архип.
Рука с револьвером опустилась.
От этого тихого, радостного восклицания у Нюры тепло стало на сердце.
«Любит!» — подсказало сердце.
— Для бандитов у меня есть гостинчик. Ну, так где же они?
Нюра коротко рассказала о том, что знала.
— Все ясно, — сказал Архип. — А ты теперь быстро — домой.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
На рассвете густая пелена тумана заволокла степь. От пруда в камыши, прижимаясь низко к земле, перелетали кулики. Витька Бакшеев и ещё два бандита стояли у края Солохина яра и прислушивались. Подозрительно молчала станица. Ни выстрелов, ни криков. Или дружки их сработали с удивительной чистотой, или…
За спиной похрапывали и прядали ушами кони. У их ног лежал недвижимый гармонист Яшка.
— Что с энтим делать будем? Добить—и в яр? —спросил у Витьки здоровенный рыжебородый бандит.
— Погоди, Потап. Пускай он ещё поиграет нам. Гармонь прихватили?
— Вона, к седлу приторочена…
— Добре! — Витька насупил низкий лоб и почесал чуприну. — И пана атамана что‑то не видно. Не защучили бы его краснопузьге у попа!
— А защучат — беда небольшая! — пробурчал Потап. — Надоело мне это высокоблагородие. Попович паршивый. Сколько раз морду ему в детстве били, а теперь власть над нами взял…
— Не шуми впустую, — лениво зевнув, сказал Витька. — Сам знаешь — генералом Хвоетиковым поставлен он нам в атаманы…
Сквозь белую пелену тумана прорвался приглушённый топот. Подскакал всадник.
— Все коммунисты с хамселами утекли на станцию, — сообщил он. — Кто‑то предупредил их о налёте. С Кавказского броневики подкатывают!
Витька зло усмехнулся:
— Ага, сдрейфили краснопузые! А с хлебом как?
— У амбаров чоновская охрана. Атаман велел подобраться к ним с кинжалами.
Витька шмыгнул носом, откашлялся и приказал рыжему:
— А ну‑ка займись своим делом. Нехай нам Яшка на прощанье «яблочку» сыграет. Он как там, ожил али притворяется?
Бандит ткнул Яшку носком сапога.
— Памороки отбили, оглушили малость.
— Ничего, сейчас воскресим. — Витька повернулся к маленькому, щуплому бандиту. — Принеси воды сей минут!
Казачонок бросился к близкому колодцу, загремел жестяной цебаркой.
Яшку облили водой. Он зашевелился.
Уставившись на него рысьими раскосыми глазами, Витька снова усмехнулся:
— Што, хороша купель? — И, подмигнув рыжему, указал на руки Яшки: — Развяжи‑ка молодца!
Тот кинжалом перерезал верёвки.
Яшка повёл онемевшими руками и с трудом поднялся с земли, широко расставив ноги. Стоял и покачивался. Земля уплывала из‑под ног, в глазах мельтешили чёрные мухи.
— Гей, орловский казак, очухался иль нет? Возьми-ка свою гармонь да сыграй нам «яблочку»! — потребовал Витька.