Годы тренировок дают о себе знать — троица все точнее настраивается на частоту Большой Сестры. Один за другим они в состоянии отключаться от проводов и работать по лучу. Она больше не отдает устных приказов и не оставляет письменных распоряжений, которые могут попасть в руки приходящим сюда женам или учительнице. Это уже не нужно. Связь идет на волне ненависти высокого напряжения: она еще не успела приказать, а они уже выполняют.
После того как штат подобран, отделение начинает функционировать четко, как часы вахтенного. Все, что люди думают, говорят, рассчитано несколько месяцев назад на основе пометок, сделанных сестрой в течение дня. Они отпечатываются и загружаются в вычислительную машину, которая, я слышу, гудит за стальной дверью в дальней части медсестринского поста. Затем машина выдает перфокарту — приказ по части, или ПЧ. В начале каждого дня карта ПЧ с соответствующей датой вставляется в прорезь стальной двери, и в стенах возникает шум: шесть тридцать — в спальне зажигается свет, черные выталкивают острых с кроватей и отправляют работать: натирать пол, высыпать пепельницы, заделывать царапины на стене в том месте, где накануне закоротился один старикан, а затем рухнул в ужасном дыму и запахе жженой резины; колясочники опускают на пол безжизненные колоды ног — ждут, словно сидячие статуи, когда кто-нибудь подкатит им кресла. Овощи мочатся в постели — тотчас включается электрошок со звонком, овощи шлепаются на кафель, там черные обмывают их из шланга и одевают в чистое зеленое.
Шесть сорок пять. Зажужжали бритвы — острые выстраиваются у зеркалов в алфавитном порядке: А, Б, В, Г, Д… Затем очередь ходоков вроде меня, потом привозят колясочников. Последние — овощи, три старика с желтой плесенью на обвисшей коже подбородков. Их бреют в своих легких креслах в дневной комнате, кожаный ремень на лбу придерживает голову, чтобы не болталась под бритвой.
В отдельные дни, чаще по понедельникам, я прячусь и стараюсь увильнуть от распорядка. В другие дни мне кажется, что хитрее встать на место между «А» и «Б» алфавита и двигаться по маршруту со всеми остальными, не поднимая ног: мощные магниты в полу управляют людьми в отделении, как марионетками…
Семь часов. Открывается столовая, порядок очереди меняется: колясочники, ходоки, острые берут подносы, кукурузные хлопья, яйца с беконом, тост, а сегодня утром — консервированный персик на обрывке зеленого салата. Некоторые острые подают подносы колясочникам. Это хроники с отказавшими ногами, они едят самостоятельно. Овощей кормят. У них от шеи и ниже ничего не шевелится, да и выше — мало что. Черные вталкивают их, когда все усядутся, оставляют на колясках у стены и несут им одинаковые подносы с грязноватого вида пищей и диетлистками, на которых написано: «Механически измельченное.» То есть яйца, ветчина, тост, бекон — каждый кусочек машинка из нержавеющей стали пережевала раз тридцать. Хорошо представляю, как она поднимает свои суставчатые губы, словно шланг пылесоса, и плюхает на тарелку прожеванный комок, как коровий блин.
Черные набивают беззубые розовые рты овощей быстрее, чем те могут глотать, и «механически измельченная» ползет у них по подбородку-пуговке и дальше, на зеленое. Черные проклинают овощей, раздвигают им рты, ворочая ложкой так, будто вырезают гнилую сердцевину яблока: «Этот старый пердун Бластик рассыпается прямо на глазах. Не понимаю, он ест пюре бекона или куски своего языка…»
Семь тридцать. Обратно в дневную комнату. Большая Сестра смотрит сквозь свои специальные стекла, всегда такие чистые, что кажется, будто их нет, кивает, тянется к своему календарю, отрывает листок — на один день ближе к цели. Нажимает кнопку пуска: бабах! — будто где-то ударили в лист железа. Всем занять места. Острым — сесть на своей стороне комнаты и ждать, пока принесут карты и «монополию». Хроникам — на другой стороне ждать головоломки из коробки Красного Креста. Эллису — идти на свое место к стене, поднять руки, чтобы вставили гвозди, и писать по ноге. Питу — качать головой, как кукла. Скэнлону — начать работать своими узловатыми руками на столе, делая воображаемую бомбу, чтобы взорвать воображаемый мир. Хардингу — начать говорить, размахивая руками-голубями, потом спрятать их под мышки — взрослые не должны так махать своими красивыми руками. Сефелту — стонать и жаловаться, что болят зубы и выпадают волосы. Всем вдохнуть, выдохнуть — строго по порядку. Все сердца бьются с частотой согласно карте ПЧ. Звук точно совмещенных деталей в едином механизме.