«Человек впервые понял, что он житель планеты и может — должен — мыслить и действовать в новом аспекте, не только в аспекте отдельной личности, семьи или рода, государств или их союзов, но и в планетном аспекте. Он, как и все живое, может мыслить и действовать в планетном аспекте только в области жизни — в биосфере, в определенной земной оболочке, с которой он неразрывно, закономерно связан и уйти из которой он не может. Его существование есть ее функция. Он несет ее с собой всюду. И он ее неизбежно, непрерывно изменяет». И еще. «Человек живет в биосфере, от нее неотделим… Объекты биосферы человек может охватывать всеми своими органами чувств непосредственно, и в то же время человеческий ум, материально и энергетически неотделимый от биосферы… строит науку. Он вводит в научные построения переживания человеческой личности, более мощные и сильные, чем те, которые возбуждаются в нем картиной звездного неба и планет, доступной ему только зрительно… Научная мысль есть часть структуры — организованности — биосферы и ее в ней проявления, ее создание в эволюционном процессе жизни является величайшей важности событием в истории биосферы, в истории планеты».
Эти замечательные строки я нашел в «Размышлениях натуралиста», книге, которая увидела свет через двадцать два года после смерти одного из самых выдающихся ученых нашего времени. Меня поразил в ней тот философский, всеохватывающий подход к миру, науке и человеку, который, по рассказам В. В. Чердынцева, ученика и последователя В. И. Вернадского, был всегда характерен для ученого. Вернадский считал невозможным изучать раздельно биосферу и человека. Частные вопросы, отдельные аспекты — да, пожалуйста; но понять структуру того и другого, постичь нити, связывающие живое с «неживым», с космосом, возможно только совместными усилиями.
Человек и его история, с точки зрения Вернадского, не просто объясняли биосферу. Следуя Демокриту, человека можно было рассматривать как своеобразный «микрокосмос», отражающий космос большой. Человек был, по выражению древнегреческого философа Протагора, «мерой всех вещей», ибо с его появлением на планете геологические процессы обретали длительность во времени и их можно рассматривать не в целом, а по фазам, периодам, отрезкам, которые человек намечает и датирует остатками своей деятельности. Продолжая мысль В. И. Вернадского, можно сказать, что с появлением человека, выделением его из царства природы в истории биосферы начинается «хронологический» период.
Значение человека для изучения прошлого первыми поняли геологи в середине XIX века, а еще раньше — естествоиспытатели (вспомним графа Бюффона!). Не случайно в учебниках и руководствах по четвертичной геологии каменные орудия и черепки выступают в качестве «руководящих ископаемых» наравне с костями вымерших животных, раковинами морских и наземных моллюсков. Следом за геологами к этому выводу пришли некоторые почвоведы и болотоведы, для которых следы человеческой деятельности и их возраст стали отправными пунктами в исследовании развития почв и торфяных болот. Но все это еще не было слиянием исследований. Каждый раз обращение к другой области знаний было потребительским, поскольку археологи обращались к представителям этих наук лишь для того, чтобы получить справку о распространении определенного вида почвы в прошлом и связанной с нею растительности, о степени заболоченности того или иного водоема для определенного отрезка времени, но не больше.
Перелом наметился не так давно. И как ни странно, его инициатором стали как раз археологи.
Если на первых порах археолог интересовался лишь произведениями рук человеческих, не всегда обращая внимание на останки самого человека, то вскоре уже все, попадающее под его лопату, вызывало интерес и размышления. При раскопках стоянок и городищ стали отмечать кости животных, рыб, зерна злаков, косточки от плодов. Перечисления вскоре оказалось недостаточно. Требовалось уже точно определить, чьи именно кости были встречены, от каких рыб собрана чешуя, какие виды злаков росли на окрестных полях, из каких животных состояло стадо. Сделать это мог только специалист. Археолог не мог его в этом заменить. Его делом было понять значение каждой находки и не просто передать ее специалисту, но и сформулировать вопросы, ответы на которые могли быть использованы в дальнейших исследованиях.
Археолог, ведущий раскопки, практически становился лишь инициатором исследования прошлого, которое параллельно вели специалисты разных областей науки. Если представить процесс исследования в качестве научного труда, то на долю собственно археолога приходится «введение», одна из промежуточных глав и «заключение» — итог исследования.