У каждого вида рыб был свой, излюбленный набор паразитов, тот «фундамент», на который наслаивалось все остальное, представлявшее главный интерес для изучения. Разные стада семги, например, кроме обычных паразитических видов, обладали еще и каждое своим специфическим набором, обусловленным маршрутом их океанских странствий. Такие наблюдения представляли практический интерес уже не только для ихтиологов и биологов, но и для хозяйственников.
В принципе, определив подобный набор паразитов, можно было проследить, откуда именно и через какие воды возвращается в родную реку та или другая рыба. Дергающиеся, извивающиеся на предметном стекле под микроскопом создания, снабженные крючками, клешнями, челюстями и присосками, оказывались своего рода «мечеными атомами», позволяющими следить в глубинах морей и океанов движение рыбьих косяков.
То же самое относилось к пресноводным рыбам, живущим в озерах и реках, только здесь картина оказывалась еще сложнее и интереснее. Подобные «наборы» зависели уже не только от вида рыбы, но и от определенного участка водоема, где данная особь обитала.
Разделение видов паразитов по течению реки оказывалось чрезвычайно устойчивым. Так, виды, характерные для холодных верховьев с быстрым, порожистым течением, не встречались на широких и медленных равнинных плесах; в свою очередь паразиты морских рыб, живущие исключительно в соленой воде, не могли переносить ее опреснения. Та же семга, повернув с моря в устье, сбрасывала с себя наружных паразитов вроде морских клопов, хорошо различимых глазом, очищалась и от паразитов внутренних: ее пищевод и желудок стягивались до минимума, и лишь после этого начинался ее путь вверх, к нерестилищам.
Следовало учитывать еще одно немаловажное обстоятельство — разделение рыб на проходных и непроходных. Щука, окунь и сиг были «проходными» видами, так как могли на краткое время выходить в опресненные прибрежные воды, чтобы попасть в соседнюю реку, а другие, как, например, хариус, живущий на стремнинах среди порогов и перекатов, к этому был совершенно неспособен. Казалось, тут все было ясно, однако при нанесении на карту Кольского полуострова обитающих в его водоемах рыб получалась сложная и не всегда понятная картина, для объяснения которой требовалось привлечение данных геологии, палеогеографии и микробиологии.
Сложность заключалась и в том, что популярная некогда теория о заселении девственных водоемов рыбой с помощью птиц, к ногам которых прилипали якобы уже оплодотворенные икринки, давно была отброшена, так же как представления о самозарождении мух из гнилого мяса или мышей из соломенной трухи, считавшиеся аксиомами средневековой науки. Для того чтобы в каком-либо водоеме появились рыбы, туда должны были попасть, по меньшей мере, несколько пар одного вида, приносивших не только потомство, но и передававших ему непосредственно имеющихся у себя паразитов. Действие это должно было совершаться многократно, до тех пор, пока новый водоем не оказывался заселенным рыбой — а вместе с ней и присущей ей паразитофауной — в соответствии с гидрологическими и климатическими условиями, которые определяли его внутреннюю экологическую структуру.
Как это происходило в прошлом, понять удавалось не всегда.
Все тот же ледник, от которого неизменно начинался отсчет археологического или геологического времени на Кольском полуострове, отступая, образовывал у своей внешней кромки цепь приледниковых озер, по которым с юга и юго-запада, из Карелии, могли двигаться рыбы, скатываясь потом в бурные и полноводные реки. В известной мере это объясняло поразительную картину, которая поначалу приводила исследователя в недоумение: в долине Поноя комплексы паразитов были как бы перепутаны — тот «набор», который следовало ожидать в верховьях, встречался в среднем и нижнем течении, и наоборот.
Объяснить такое положение можно было, лишь учитывая колебания поверхности Кольского полуострова относительно уровня моря, о которых я говорил раньше. Решающую роль играли опускания суши, сопровождавшиеся наступлениями моря — трансгрессиями, во время которых соленые воды затапливали долины рек, уже заселенные рыбами. Морские воды заставляли пресноводных рыб отступать в верховья рек, а то и просто погибать в непривычной среде. Рыбы и их паразиты, оставшиеся после отступления морских вод — регрессии, закрепившиеся в соответствующих зонах, наглядно показывали, как далеко в глубь материка вторгалось море, вытесняя, а то и полностью уничтожая речных обитателей.