Так постепенно прояснялась картина заселения рыбами рек и тех путей, по которым они прошли и о которых свидетельствовали их паразиты.
Археологией мой новый знакомый заинтересовался не из праздного любопытства. Расспрашивая об истоках древних культур на Кольском полуострове, в Карелии, Финляндии и Скандинавии, Митенев пытался выяснить время морских трансгрессий и регрессий, чтобы сопоставить их со своими наблюдениями. Сделать это было непросто. Глазам открывались плоскости различных террас, оставленных морем в разные эпохи, гряды береговых дюн, отмечавшие положение берега во время очередной регрессии, но точные даты таких колебаний оставались неизвестны. Судя по остаткам стойбищ, которые я исследовал, море освободило эту часть берега не позднее II тысячелетия до нашей эры. Но когда именно — могли показать только специальные исследования, для которых требовались приборы более сложные, чем мои совки, ножи и лопаты и даже чем микроскоп и бинокулярные лупы Митенева.
Что же касается остатков более древних поселений, которые должны были находиться на более высоких террасах, лежащих вдали от моря, то до них у археологов, насколько я знал, просто еще руки не дошли…
Биологу я мог предложить только гипотезу о времени первоначального сложения культуры охотников с кварцевыми орудиями, приручивших лапландского оленя и подчинивших свою хозяйственную деятельность его сезонным миграциям, как результат древней и продолжительной изоляции этих мест от остального пространства Восточной Европы. У меня не было безусловных доказательств прорыва Балтийского ледникового озера в Белое море, кроме некоторых дат, известных археологам и геологам, и ряда умозаключений, подтверждавших такую возможность. Споры о северо-восточном прорыве балтийских вод к тому времени еще не были закончены, хотя большинство шведских геологов уже отказались от гипотезы Г. Мунте и М. Саурамо, утверждавших прорыв балтийских вод не на восток, а на запад, в Северное море.
И вот здесь оказалось, что у Митенева есть свои, достаточно веские доказательства связи Балтики с Белым морем.
Изучая и классифицируя паразитов рыб в Поное, среди обычных для Кольского полуострова видов Митенев обнаружил вид, который до этого никогда ему не встречался. Удивительного в таком факте не было: многое из того, что приходилось описывать биологу, оказывалось новым, ранее неизвестным. Настораживало другое. Согласно всем фактам, найденный паразит обитал в реках, принадлежащих исключительно бассейну Черного моря, с которыми у рек Кольского полуострова не было решительно никаких точек соприкосновения. Наоборот, в реках каспийского бассейна, связанных с бассейном Белого моря, он никогда не был замечен.
Как он попал на столь далекий от обычных мест своего обитания Север, да еще в порожистую реку, лежавшую далеко за Полярным кругом?
Просматривая специальную литературу и нанося на карту точки, где был выявлен этот вид, Митенев получил любопытную схему. Паразит, носящий латинское название Myxobolus obesus, обитал в бассейнах Немана, Западной Двины и Великой, — в бассейнах именно тех рек, по которым, согласно исследованиям палеогеографов, талые воды последнего ледника могли стекать из Балтийского моря в бассейн Днепра и Черного моря. «Мостиком» между Кольским полуостровом и балтийским бассейном, как и следовало ожидать, оказались озера Карелии. Там этот вид встречается, но убывает в своей численности в направлении на север и северо-восток — в том самом направлении, куда должны были изливаться пресные воды ледникового Балтийского озера и куда — следовательно — он был занесен с юго-запада пресноводными рыбами, дошедшими до Поноя.
Myxobolus obesus (лат.)
Каждый из нас в своих построениях оперировал материалом только своей области знаний, но оба мы, независимо друг от друга, пришли к одинаковым выводам о существовании в прошлом большого пролива, отделившего некогда Фенноскандию от остальной Восточной Европы. Это было лучшей проверкой гипотезы, выдержавшей своего рода испытание на прочность.