Каждая локальная археологическая культура отражает совокупность определенных предметов, повторяющихся по форме, технике изготовления, материалу; она выступает в виде одинаково расположенных мест поселений, в виде одних и тех же конструкций жилищ, сходными следами хозяйственной деятельности. При этом логично предположить, что люди, оставившие все это, обладали и общностью жизни духовной, то есть одним языком, одними воззрениями, культовыми ритуалами, верованиями, возможно, и внешним обликом.
Но так было только на первых порах. По мере того, как развивалась археология, ученые убедились, что культуры, которым первоначально они отводили территорию не более современного административного района, претендуют уже даже не на области, а на совокупность областей — зоны. Естественно, что такое широкое распространение памятников одной культуры не может быть объяснено только перемещениями создавших ее людей в течение веков или тысячелетий. Причины должны корениться в чем-то ином.
Обширные лесные пространства от Оки, Среднего Поволжья и Прикамья до Белого моря, Кольского полуострова, Финляндии и Тиманской тундры, а с востока на запад — от Урала до Вислы оказались покрыты стоянками и поселениями с черепками, украшенными ямочно-гребенчатым орнаментом, одинаково известным в Восточной Прибалтике на Эмайыге, под Калинином, на Плещеевом озере и в Костромском Поволжье. Нечто похожее произошло и с культурой городищ раннего железного века, охватившей дьяковскую, верхневолжскую, юхновскую, городецкую, белорусско-балтийские группы. Ее истоки оказались связаны с поселениями культуры «ложнотекстильной керамики», названной так по сосудам, украшенным как бы оттисками грубой ткани, — культуры первых оседлых животноводов и земледельцев лесной зоны.
Иная судьба ждала так называемую «волосовскую» культуру, впервые обнаруженную А. С. Уваровым, основоположником первобытной археологии в России, на Волосовской дюне под Муромом, на Оке. Для этой археологической культуры характерными признаками были: наличие постоянных, углубленных в землю жилищ, толстостенные сосуды, украшенные зигзагами оттисков крупного гребенчатого штампа и содержащие в глине примесь дробленой раковины, травы, коры и черепков; широкие, плоские кремневые кинжалы, сложные рыболовные крючки и особые кремневые скульптуры. Случайное открытие ее именно в этом месте, резкая непохожесть на все остальные культуры так повлияли на археологов, что долгое время именно под Муромом видели центр ее возникновения и дальнейшего распространения на Верхнюю Волгу, в Прикамье, в Прибалтику и Карелию. Даже на Белое море. Такую подвижность объясняли по-разному, но как правило — борьбой за рыболовные и охотничьи угодья. Между тем выяснилось, что под обликом единой, казалось бы, археологической культуры скрываются две различные культуры, имеющие разное происхождение и разделенные почти тысячелетием. Два человеческих потока. Один из них шел в низовья Оки и на Русский Север из Прибалтики, его путь отметили находки украшений из балтийского янтаря; другой поток, быть может связанный каким-то образом с потомками этих людей, нес в восточноевропейские леса из лесостепи металл, навыки животноводства и, возможно, культурные злаки…
Какую реальность прошлого отражают комплексы археологических культур? Что за ними стоит — племена, этнические группы, еще какие-то подразделения? На что в первую очередь следует обращать внимание: на различие специфических признаков и предметов или, наоборот, на сходство, тождество основных компонентов, указывающих на сходный уклад хозяйства и быта?
Если для решения частных вопросов, значение которых не выходит за территорию одного района, археологу важно подчеркнуть различие между сходными культурами, чтобы разделить их во времени, наметить их продвижение в пространстве, рассматривая каждую из них изолированно, как некое отражение родоплеменной организации людей, то для решения проблем этногенеза — происхождения народов — развития первобытной экономики, палеоэкологии гораздо важнее оказываются подмечаемые черты сходства. Они позволяют рассматривать историю человечества как взаимодействие этнических массивов, предстающих перед нами в облике мегакультур и соответствующих в прошлом, по-видимому, группам языков, формировавшихся и развивавшихся в условиях одной физико-географической зоны.