Решение пришло не сразу, а когда пришло, то оказалось, что загадка связана с проблемой питьевой воды.
Странствуя по Русскому Северу, я заметил, что ни местные жители, чьи деревни расположены на берегу реки или озера, ни рыбаки, живущие летом на тонях у реки или ручья, не берут оттуда воду для приготовления пищи. Для питьевой воды всегда выкапывается колодезь — большой или маленький, в зависимости от окружающих условий и потребности в воде. В деревнях постоянные колодцы оборудованы «журавлем» или воротом; на рыбачьих тонях это неглубокие ямы, облицованные деревом и закрытые сверху дощечками, сняв которые, воду можно почерпнуть ковшом или ведром.
Подобные колодцы существовали и в прошлом на неолитических стойбищах и поселениях. Один из них был найден А. Я. Брюсовым на Модлоне. Другие похожие в большом количестве были открыты при раскопках в Англии, Дании, Южной Швеции, Центральной и Западной Европе. Такие колодцы были мелки, поэтому каждое понижение уровня грунтовых вод, питающих их, заставляло людей не углублять колодезь, а переносить его ниже, ближе к водоему.
Ответить на второй вопрос — случайны или закономерны колебания Плещеева озера? — можно было, лишь сравнив результаты, полученные на разных водоемах. Кое-что в этом направлении уже было сделано. Положение мезолитического комплекса на Берендеевом болоте и его возраст совпадали с положением и возрастом погребенного торфяника у водокачки. Столь же важным моментом было положение свайного поселения берендеевцев в «пограничном горизонте», который подтверждал глубокую и продолжительную засуху на протяжении первых двух третей III тысячелетия до нашей эры и объяснял возможность появления берендеевского слоя в пойме Плещеева озера.
Для периода II и I тысячелетий до нашей эры «дубликатом» Плещеева озера оказывалось озеро Неро с его Рождественской стоянкой.
Отдельные, причем наиболее существенные отрезки истории трех не связанных друг с другом водоемов в голоцене совпадали. Оставалось найти еще один, по отложениям которого можно было бы увидеть картину всего голоцена.
Вот тогда я вспомнил об Ивановском болоте.
Существует ли предопределенность? Иногда мне кажется, что будущее приоткрывается нам, но, уверенные в невозможности его совмещения с настоящим — не в общих закономерностях, а в деталях, сугубо личных, — мы его не узнаем, и только много времени спустя с удивлением обнаруживаем, что будущее, ставшее настоящим, уже давно сопровождает нас по виткам жизни.
Над моим письменным столом висит маленький этюд Сергея Чехова: низкие сплошные облака, рыжеватые оттенки осенней, начавшей вянуть травы и уходящие к далеким, синеющим лесам лилово-коричневые пространства торфяных разработок Берендеева болота. Этюд был написан во время нашего путешествия по Владимиро-Суздальской Руси, задолго до того, как я поднял свой первый неолитический черепок. И как раз на этих самых торфяных полях было найдено поселение берендеевцев, развернувшее мою жизнь в совершенно новом направлении.
Примерно так произошло и с Ивановским болотом. Подобно Берендеевскому болоту, Плещееву озеру и озеру Неро, оно входило в цепь обширных мелководных водоемов, возникших в последнее межледниковье, пережило валдайское оледенение и с началом потепления в голоцене начало быстро зарастать. Остатки древнего озера, сохранившиеся возле села Ивановского, двадцать лет назад были спущены в реку Нерль Клязьминскую, протекающую через торфяник, и с этого момента начинается его новая история — уже как обширных торфяных разработок.
На Ивановское торфопредприятие я попал в первое лето переславских разведок. За год или два до того директор торфоразработок В. М. Корольков, страстный охотник и краевед, обнаружил на одном из островов-суходолов остатки неолитической стоянки. На этом месте я собрал довольно много черепков с ямочно-гребенчатым орнаментом, кое-какие кремневые орудия, обломки костяных орудий и кости животных. Большая часть стоянки оказалась разрушена магистральным каналом. Несколько лет спустя небольшие раскопки на этом месте вела И. К. Цветкова.
Снова на Ивановское болото я приехал через девять лет, уже после открытия берендеевского поселения, когда вместе с палеоботаниками, изучавшими переславские торфяники, мы осматривали места возможных новых находок.
Пока палеоботаники замеривали и описывали слои, вырезали образцы для пыльцевого анализа, к нам подошел один из рабочих. Полюбопытствовав, что мы здесь делаем, и повертев в руках черепки, он сообщил, что такие вещи ему случалось находить не раз, и не только здесь, но и в нескольких километрах отсюда, на другом таком же суходоле, вокруг которого еще только расчищают торфяную залежь.