Если период материковых трансгрессий был короток, энергичен и катастрофичен, на морях бушевали штормы, гигантские приливные волны обрушивались на берега, «всемирные потопы» погребали под слоями ила города, сверкающие глетчеры обрушивались в долины хаосом ледяных глыб и оползнями, — то засушливая фаза подкрадывалась исподволь. Она обманывала временным увеличением дождливых дней, порою общим похолоданием, туманами. А между тем год от году иссякали источники, и земля, принимавшая всезатопляющий ливень, оказывалась вскоре сухой, растресканной и обнаженной.
Мои наблюдения в окрестностях Плещеева озера полностью укладывались в эту последовательность. Совпадали даты. Каждый цикл, как установил А. В. Шнитников, повторялся с периодичностью 1800–1900 лет. Следы этой ритмичности в толщах скандинавских и европейских торфяников обнаружили многие исследователи, в том числе и Е. Гранлунд, когда-то первым усомнившийся в существовании одного «пограничного горизонта» и насчитавший шесть «поверхностей обратного развития». Становились понятными и внезапные миграции народов. Движения степных племен, их нападения на центры древних цивилизаций и — попутно — вторжения в лесную зону объяснялись иссыханием степей на юге. Наоборот, движение народов, вторгавшихся с морских побережий в глубь материков, происходило в результате повышения уровня Мирового океана, показывающего, как в случае с храмом Сераписа, довольно внушительные колебания уровня моря — в общей сложности до тринадцати метров! Конечно, то был исключительный случай, но достаточно серьезные колебания береговых линий происходят и сейчас…
Обратная зависимость явлений подсказывала, где искать источник избыточной влаги.
Во время трансгрессивных материковых фаз океан регрессировал. Но когда на суше наступал засушливый период, мало-помалу океан снова наполнялся, вторгался на оставленную было территорию, смывая постройки людей, забывших, что Посейдон только на время дал им пользоваться этой площадкой для игр. Механика процесса оказывалась несложной: огромные массы воды сравнительно быстро черпались из океана, выливались на сушу, а затем долго стекали обратно. Потом все повторялось сначала. Каждый цикл мог быть короче или длиннее на пятьдесят или сто лет, — серьезной роли это не играло. Отклонения могли быть кажущимися, в результате ошибок радиоуглеродных датировок, погрешности самих образцов, приблизительности определения времени событий, содержащихся в легендах и преданиях. Наконец, следовало учитывать возможность отклонений в «часовом механизме» самой Первопричины, вызывающей такую последовательность.
Чтобы найти эту Первопричину, приходилось идти путем исключений. Огромные количества энергии, способной перемещать невообразимые массы воды, постоянно перекачивающей их из океана на сушу, предполагали действия каких-то титанических сил. Похоже было, что такие ритмические колебания являются одной из форм существования биосферы, бросая ее из одной крайности в другую. Эти колебания стимулировали поступательный процесс эволюции биосферы. А если все это так, то вряд ли источник подобных сил можно надеяться найти на нашей планете.
Оставался космос.
Каждое научное открытие имеет своего автора, но подготовлено оно всем предшествующим ходом науки. Оно может быть несвоевременно, как бывает иногда несвоевременна мысль, мелькнувшая в нашем сознании, но наступает момент — и открытие занимает свое место в ряду других, выстраивающих своеобразную «лестницу познания».
К тому времени, когда А. В. Шнитников собрал материал о периодических возмущениях нашей биосферы и установил протяженность и периодичность ритма, мысль о зависимости жизни на нашей планете от космических факторов, в первую очередь от Солнца, насчитывала достаточно долгую историю. Циклы природных явлений продолжительностью 30–35 лет были обнаружены в 1890 году австрийским ученым Брикнером. В 1901 году американец А. Дуглас, исследуя годовые кольца деревьев, обнаружил одиннадцатилетний цикл изменения погодных условий, связанный с одиннадцатилетним циклом солнечной активности. Выдающийся советский ученый В. И. Вернадский на своих лекциях в Сорбонне перед первой мировой войной подчеркнул, что «биосфера — планетное явление космического характера». Но самый серьезный шаг был сделан в 20-х годах нашего века замечательным исследователем и основателем новой области науки — гелиобиологии — A. Л. Чижевским.