ЛЕВ ДЕМИН
НАД МЕРАПИ ОБЛАКА
Ответственный редактор
В. Г. Яковлев
М., Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1971
О заголовке книги
(вместо предисловия)
Работа над заголовком составляет немаловажную часть творческого процесса автора, пишущего книгу. Опытные литераторы утверждают, что придумать удачный заголовок, в меру броский и небанальный, отвечающий общему замыслу и содержанию, не менее сложно, чем написать страницу или даже целую главу.
Перед тобой, читатель, не научное исследование, а лишь серия журналистских репортажей, очерков, новелл, зарисовок очевидца с действительными и вымышленными героями. Все они связаны общим стремлением автора рассказать о сложной, многогранной, насыщенной противоречиями и контрастами жизни современной Индонезии. Что получилось — пусть судит читатель.
Проще было бы написать на заглавном листе: «Индонезийские очерки и новеллы». Но подобный заголовок слишком бесстрастен и невыразителен. Ведь речь идет о стране, пережившей большую национальную трагедию, о стране глубоких социальных конфликтов, нерешенных проблем и огромных потенциальных возможностей, неожиданных зигзагов истории. Современная Индонезия — это нечто бурлящее в подспудной глубине, это спящий гигант, который, пробудившись, может быть и величествен, и могуч, и страшен.
Вот и пришло сравнение — вулкан. Кстати, индонезийские поэты, тонкие мастера поэтически-образного мышления, часто обращаются к образу вулкана, сравнивая с ним великий индонезийский народ. Кракатау, Мерапи, Мербабу, Бромо часто встречающиеся образы в стихах гражданственных, напевных. Мерапи — один из самых беспокойных вулканов на Яве. Недавно он пробудился, извергнув потоки лавы и град камней. А потом затих, окутанный облаками.
Над Мерапи облака…
Джакартские горизонты
Из окна самолета Джакарта напоминает пеструю, загадочную мозаику. Она выложена из красных черепичных крыш, зелени садов, серых полосок асфальта и голубоватых ниточек каналов. К окраинам города подступают разноцветные квадраты и прямоугольники рисовых полей: голубые, зеленые, золотисто-желтые. Снимать урожай риса на экваторе можно круглый год. Поэтому одни участки только что распаханы и залиты водой, другие уже покрыты нежными побегами рассады, на третьих зреют тяжелые колосья.
С волнением летел я в далекую Индонезию, где не был почти восемь лет. Насколько изменилась за это время индонезийская столица? Увижу ли я прежних друзей? Ведь за последние годы страна испытала немало бурных потрясений.
Конечно, перемены произошли. Появились новые, ультрасовременные сооружения из бетона и стекла. В центре города воздвигнуты новые монументы. Выйдя из самолета, я увидел большой аэровокзал, которого раньше не было. Потом мне показали внушительные здания новой гостиницы, банка, телеграфа, универсального магазина, каких-то правительственных учреждений. В разных частях города уперлись в небо мертвые, заброшенные каркасы. Еще во времена Сукарно власти размахнулись широко, решили воздвигать величественные здания министерств и отелей, первые джакартские небоскребы. Да потом спохватились — нет средств. Сейчас возле недостроенных сооружений кое-где еще торчат ржавеющие краны, строительные площадки заросли бурьяном.
В целом Джакарта остается прежним одноэтажным городом, городом контрастов. Уютные белокаменные особняки богатых дельцов, чиновников, генералов, иностранных дипломатов тонут в зелени пальм, магнолий. Вот перед открытой верандой дерево-павлин с огромным веером крепких кожистых листьев. Улицы-аллеи стройных слоновых пальм.
Трудящийся люд: рабочие, мастеровые, мелкие служащие, уличные торговцы — живет в так называемых кампунгах. Здесь нет водопровода, а часто нет и электричества. Легкие домишки из щепы бамбука, крытые тростником или пальмовыми листьями, тесно жмутся друг к другу. Нередко жесткая циновка-постель служит единственным убранством жилища бедняка. Извилистые улочки такие узкие, что на них не разъехаться и двум велосипедистам.
Город, как и прежде, оживлен. Велорикши (бечаки), продубленные тропическим солнцем, жилистые уличные торговцы, разносчики овощей и фруктов, оглашают город разноголосым шумом. Булочники с тележками, наполненными невесомым, словно вата, хлебом, водоносы с жестяными баками, лоточники с сигаретами, продавцы разной снеди — все они выкрикивают что-то свое, зазывая покупателей. А вот прямо на панели походная харчевня. Вся она — маленькая переносная жаровня и корзина с едой — умещается на гибком бамбуковом коромысле. Бечак или грузчик, присев на корточки, может подкрепиться. Горсть риса, приправленная специями, да немного овощей, завернутых в банановый лист, — вот и весь обед.
Но стоит повнимательнее присмотреться к Джакарте, как замечаешь следы разыгравшихся здесь политических страстей, трагических событий. Свежий слой краски на заборах и стенах домов плохо скрывает воинственные лозунги, призывающие к расправе над коммунистами. Кое-где еще встречаются следы погромов. Вот, например, остов сожженного дома. Может быть, здесь была штаб-квартира левой организации или жил один из тех, кого считают теперь врагом «нового порядка», кто томится в тюрьме либо погиб во время массового террора.
Приступая к обязанностям корреспондента «Правды» и нанося официальные визиты в правительственные учреждения, я расспрашивал о судьбе моих давнишних друзей и знакомых — журналистов, писателей, деятелей культуры, чиновников. Нередко подобные вопросы вызывали у моих собеседников растерянность, стремление перевести разговор на другую тему. Иногда я слышал и откровенные ответы: «В тюрьме, а возможно, и погиб».
Так я узнал, что находится в заключении крупнейший индонезийский прозаик Прамудья Ананта Тур, автор многих повестей и рассказов. Дом его разгромлен и разграблен беснующейся толпой, произведения изъяты из библиотек. Арестованы также: видный и своеобразный художник Хендра Гунаван из Бандунга; председатель левой организации деятелей культуры ЛЕКРА и литературовед Юбаар Айюб; поэт-лирик Си тор Ситуморанг, возглавлявший организацию деятелей культуры Национальной партии — ЛКН. Под домашним арестом находится больной и почти совершенно ослепший Хэнк Нгантунг, художник-реалист, мастер бытового жанра, создавший образы простых тружеников. Он был и видным государственным деятелем, заместителем мэра, а потом и мэром Джакарты.
Убит где-то на Центральной Яве Трубус, талантливый художник и скульптор. В прежние годы я часто бывал на выставках индонезийского изобразительного искусства и всегда восхищался его работами. Трубус был всегда верен принципам реализма, основываю щимся на богатых национальных традициях. За каков бы жанр ни брался художник — будь то портрет, бытовая сценка или пейзаж, он никогда не изменял жизненной правде. Как пейзажист Трубус не увлекался пышной тропической экзотикой, декоративизмом, привлекающими других индонезийских художников. Его пейзаж — выжженные палящим зноем рисовые поля с крестьянами, убирающими урожай. Это лишь фон к рас сказу о нелегком крестьянском труде, помогающий раскрытию образов простых тружеников. Помню самого художника, небольшого, сухопарого, с умными выразительными глазами. Неужели его нет в живых?
Последние бурные события наложили отпечаток не только на внешний облик города, но и на людей. Присмотревшись внимательнее, замечаешь на их лицах печать озабоченности, тревоги. Еще бы, у многих родные и близкие в тюрьмах или погибли. Да и официальные власти не скрывают того, что общее число заключенных достигает внушительной цифры. В мае — июне 1967 года, вскоре после моего приезда в Джакарту, мне назвали цифру — около ста тысяч. Эти же данные подтверждала осведомленная газета «Мердека», издававшаяся бывшим министром информации Мохаммедом Диахом. Позже число заключенных будто бы сократилось, но затем периодически прокатывались новые волны арестов. Нетрудно представить себе бедственное положение семей заключенных: никакого пособия им не полагается.