Валикота выругался про себя. Сегодня же нужно принять меры, чтобы очистить от бродяг хотя бы площадь и прилегающие к ней кварталы, где находились важные учреждения. Небось прыткий европеец сфотографировал и это.
Через некоторое время валикота собрал всех своих ближайших помощников. Он долго говорил о чести города и его традициях, вспомнил о боях с голландскими интервентами, происходивших в окрестностях два десятилетия назад. Потом он в осторожных выражениях заметил, что некоторые должностные лица забывают порой об этих традициях и позволяют всяким бездельникам портить внешний вид города, устраивать свои сборища чуть ли не под окнами муниципалитета, собственно говоря, это недосмотр городских властей, в том числе и его, валикоты. Имена начальников полиции и военного гарнизона дипломатично не упоминались. Ссориться с полицейскими и военными властями валикота всегда избегал в силу выработавшегося инстинкта самосохранения. Ни тот ни другой практически ему не подчинялись и всегда могли использовать поддержку влиятельных лиц в местном военном округе или в столичных штабах. Военным ничего не стоит добиться отставки неугодного мэра или перемещения его на худшую должность, если к тому же у мэра нет никакого армейского или полицейского чина.
Начальник полиции, моложавый майор, принял однако, упрек на свой счет и возразил:
— Бапаку известно, что мы с помощью войск гарнизона периодически очищаем город от бродяг.
— Разве можно вычерпать воду из дырявого баркаса консервной банкой? — добавил начальник гарнизона, грузный подполковник с хмурым лицом.
Совещание перешло к вопросам финансов. Из провинциального бюджета городу и области выделялась некоторая сумма на трансмиграцию. Сумма не ахти какая. Все же можно было включить в число переселенцев около сотни семей из числа городских жителей. Следовало обсудить, как лучше использовать выделенные средства.
— Вот и включим самых злостных бродяг, правонарушителей, — с армейской прямотой высказался подполковник. — Церемониться с ними и тратить время из уговоры нечего.
— Я не совсем с вами согласен, мас, — попытался возразить валикота.
— Как это не согласны? Разве не от бродяг у нас болит голова? Мне все равно, прельщает их эта обещанная земля или нет. Возможно, придется применить самые крутые меры к этим людям.
— Вы меня не так поняли, мас. Я хотел лишь добавить кое-что к вашим справедливым словам, — сказал примирительно валикота. — Пресса и радио должны широко осветить эту кампанию и оценить ее как проявление заботы «нового порядка» о народе. Желательны интервью с отъезжающими, выдержанные в оптимистическом тоне.
— Я солдат и привык полагаться на силу штыка, а не пера, — сказал начальник гарнизона. — Но в принципе ваша мысль, бапак, не так уж плоха. Не попросить ли нам майора поделиться здесь своими личные впечатлениями о Калимантане. Ведь он прекрасно знает этот остров.
Начальник полиции много лет служил на Калимантане и лишь недавно был переведен на Яву благодаря родственным связям в порядке повышения по службе. Поэтому он мог многое рассказать об этом крупнейшем острове архипелага.
Люди, мечтающие о новой жизни, о собственной земле, о рисе, добытом честным трудом, называли Калимантан землей обетованной. Столкнувшись с неожиданностями неведомого им острова, переселенцы назовут его горькой землей.
Природа Калимантана сурова и безжалостна к людям. Лесные даяки говорят, что это боги джунглей яростно противятся вторжению непрошеных пришельцев в их владения. Малярийные комары, прожорливые муравьи, скорпионы величиной с крупного рака и ядовитые змеи — еще не самые заклятые враги человека. Нужен титанический, почти нечеловеческий труд, чтобы отвоевать у джунглей небольшой участок земли, оросить его или, наоборот, осушить. Джунгли со всех сторон наступают на расчищенный участок. Со стремительной быстротой вновь вырастает кустарник, расползаются цепкие лианы, пробивается сорная трава. Она особенно опасный враг для земледельца. Жесткая и острая, выше человеческого роста, несъедобная для домашнего скота, трава пускает глубокие корни. Сколько ни борись с ней, ни выкашивай ее крепким даякским ножом-парангом, она дает все новые ростки. Только огонь умерщвляет ее, но ненадолго. Сорняк высасывает из почвы все питательные соки.
Допустим, удалось отвоевать землю у джунглей и посевы не заглушило сорняками, не смыло разливом капризной лесной реки. Теперь на поля обрушивается новый враг — тикус. Полчища крыс-тикусов с ненасытной прожорливостью пожирают созревшие колосья.
Конечно, техника и химия легко преодолеют все эти трудности. Мощный бульдозер справится с любым толстоствольным деревом, кустарником, сорняком и превратит непроходимую чащобу в ровную, как столешница площадку. Не надо далеко ходить за примерами. Русская техника пробивала на Калимантане холмы и джунгли, оставляя после себя широкую ленту шоссейной дороги. С помощью химии можно было бы справиться и с тикусами, и со всеми другими вредителями сельского хозяйства. Но у переселенцев нет ни бульдозеров, ни химии. У них вообще нет ничего, кроме собственных мускулов.
Начинается жестокий поединок человека с природой. Первым не выдерживает тот, кто уже давно покинул деревню, утратил навыки крестьянского труда за многие годы бродяжничества. Скудное подъемное пособие и семенной рис давно съедены. Люди бросают землю и бегут в ближайший крупный город — Банджармасин, Понтианак, Самаринду, Баликпапан в надежде найти там хоть какой-нибудь заработок. Хорошо, если посчастливится стать бечаком, портовым грузчиком или рабочим нефтяных промыслов. Если не посчастливится — прежняя жизнь безумного бродяги, городского люмпен-пролетария.
Власти Калимантана полагают, что успех трансмиграции был бы обеспечен созданием государственных и механизированных станций. Но пока из этого ничего не получается. По мнению властей, все же можно добиться частичного эффекта, если на новые земли будут направляться крестьяне, а не городские бродяги.
— Нас не должно волновать, что думают бапаки на Калимантане, — высказал свое мнение начальник гарнизона, когда его полицейский коллега кончил свой рассказ. — Пусть они сами ломают голову над тем, что делать с бродягами, как заставить их работать в джунглях. А у нас свои заботы.
Решили включить в ближайшую партию переселенцев самых закоренелых бродяг, неоднократно попадавших в облавы. Если же эти люди не проявят должного энтузиазма, военное и полицейское начальство будет готово принять крайние меры. Чтобы из таких переселенцев получились земледельцы — пусть об этом позаботятся власти Калимантана.
Читатель вправе спросить, а не сгустил ли автор краски, рассказывая о социальных проблемах большого яванского города. Правдоподобен ли обобщенный образ бапака валикоты? Чтобы рассеять у читателя всякие сомнения, обратимся теперь к реальным фактам.
В декабре 1967 года я приехал в Сурабаю, крупнейший после Джакарты индонезийский город, административный центр провинции Восточная Ява. В моем дневнике сохранились подробные записи этой поездке. Приведу выдержку их них:
13 декабря вместе с нашим генеральным консулом наносим визит мэру города. Теперешний мэр, или валикота, как называют его индонезийцы, — полковник Сукочо. Это приветливый и довольно откровенный собеседник. Он производит впечатление мыслящего человека, искренне озабоченного проблемами Сурабаи.
Задаю вопрос:
— Какие наиболее серьезные проблемы приходится решать городскому муниципалитету?
Полковник Сукочо отвечает, что таких проблем много. В городе не хватает жилищ, электроэнергии, питьевой воды. Река Сурабая и каналы, выходя из берегов, заливают некоторые районы города. От этого в первую очередь страдают бедняки в кампунгах. Муниципалитет пытается бороться с наводнениями, углубляя реку и каналы, а также наводить в городе чистоту. На решение более сложных задач не хватает средств. Попытки привлечь иностранный капитал пока не увенчались успехом. Сфера городского хозяйства не сулит инвесторам таких выгод, как, например, добыча нефти или эксплуатация лесных богатств.