Голод толкал плантационных рабочих на отчаянные шаги. Кому-то пришла в голову мысль воспользоваться расчищенным участком земли. Голландец собирался высадить здесь молодые саженцы гевеи. Когда деревья достигали дряхлого возраста и уже не могли давать высококачественный сок, их вырубали и на раскорчеванном участке через некоторое время возобновлялись посадки. Сказано — сделано. Примеру одного последовали другие. Начался стихийный процесс захвата заброшенных плантационных земель и пустошей. Кое-где безземельные крестьяне и плантационные работники начали вырубать зрелые деревья и раскорчевывать участки.
Нельзя сказать, чтобы японские оккупационные власти поощряли самовольный захват плантационных земель. Однако они отнеслись к свершившемуся факту более или менее терпимо. Япония нуждалась в продовольствии. Нужно было кормить огромную армию, оккупировавшую Индонезию, сражавшуюся на фронтах Восточной Азии и Тихоокеанского бассейна, обеспечить хотя бы полуголодным пайком трудовые батальоны и различные вспомогательные формирования из индонезийцев. Но оккупированная страна не могла удовлетворить все эти потребности в продовольствии. Теперь в сельские местности в поисках пищи и заработка хлынула часть городского населения — рабочие закрывшихся предприятий, разоренные ремесленники.
Пусть лучше вместо ненужных плантационных культур крестьяне выращивают рис или овощи. К такому выводу пришла японская военная администрация. Ведь каждое крестьянское хозяйство облагалось тяжелыми поборами в пользу оккупационной армии.
Вилли, постаревший и осунувшийся, с рыжей щетинистой бородой, вернулся из лагеря и вновь водворился в бунгало. Теперь это был не прежний крикливый Вилли. Годы лагерной жизни и последние события кое-чему научили его. Он не пытался, как прежде, покрикивать и пускать в ход кулаки, даже старался казаться добродушным и приветливым. Дух времени изменился. На бамбуковом шесте перед бараком развевался республиканский красно-белый флаг. Это индонезийцы набрались наглости провозгласить республику и, кажется, всерьез намерены бороться за ее существование. Пока придется смириться с тем, что жители кампунга самочинно захватили часть плантационных земель. Хоть бы сохранить то, что осталось. Он, Вилли, будет терпелив и дождется лучших времен.
Лучшие для Вилли времена так и не наступили. Индонезия отстояла свою независимость, а голландские колонизаторы были вынуждены покинуть архипелаг. В годы борьбы с интервентами безземельные крестьяне Суматры продолжали захватывать заброшенные плантационные земли. Позже власти и плантаторы пытались сгонять крестьян с захваченных ими земель. В некоторых случаях это удавалось. Но основная часть земли осталась в руках земледельцев, и власти молчаливо признали эту стихийную экспроприацию.
А в конце 50-х годов всю страну охватило массовое движение за национализацию голландских предприятий. Зашевелился, заклокотал кампунг. Профсоюзные активисты ораторствовали перед толпой. Он, Вилли, до сих пор как-то не принимал всерьез этих горлопанов. Иногда руководители профсоюза приходили к администратору и требовали повышения заработной платы. Рупии непрерывно обесценивалась, и через несколько месяцев на ту зарплату, которую получал сегодня рабочий, уже ничего нельзя было купить. Вилли растению улыбался и разводил руками. Он только служащий, маленький человек и не решает такие сложные вопросы. Со своей стороны он готов передать требования рабочих хозяевам в Амстердам. Профсоюз грозил забастовкой. Вилли отчетливо представлял себе, какой убыток понесет компания, если люди не выйдут на работу, не погрузят вовремя на вагонетки бидоны с латексом, а фабрика по переработке латекса будет простаивать. Голландец, сдерживая ярость, сдавался и писал в Амстердам объяснительную записку. Главное не горячиться и уметь выждать. Лучше потерять немного, чем все. Времена не прежние, когда он мог выгнать смутьяна.
На этот раз рабочие долго митинговали и избрали делегацию во главе с секретарем местной профсоюзной организации. Делегация явилась к голландцу. Секретарь протянул ему исписанный неровным почерком лист бумаги и твердо сказал:
— Это наш ультиматум. Мы устанавливаем рабочий контроль на плантации. Мастер должен подчиняться контролю и не самовольничать.
Вилли стерпел и эту неслыханную дерзость. А вскоре провинциальные власти прислали правительственного уполномоченного в чине капитана. Опираясь на широкое рабочее движение, а часто и под прямым давлением масс, требовавших национализации голландских предприятий, правительство Республики Индонезии повело наступление на позиции прежних колониальных хозяев. Впрочем, эта самостийная инициатива, активность профсоюзов, рабочий контроль казались представителям властей опаснее джинна, выпушенного из бутылки. Джинна следовало загнать обратно. Вот почему власти спешили направить на предприятия своих уполномоченных и директоров, пусть малоопытных и некомпетентных, зато людей твердой руки. Среди них оказалось немало кадровых военных.
Капитан более или менее поладил с Вилли и даже пил с ним бохму — голландскую водку. Все-таки надо отдать справедливость, голландец имел немалый практический опыт и знал плантационное хозяйство как свои пять пальцев. Познания офицера в области агрономии были самыми смутными. Он занимался прежде протокольными и снабженческими делами. Поэтому и приходилось до поры до времени принимав услуги голландца. Вилли в свою очередь проникся уважением к капитану, после того как он осадил профсоюзного секретаря. Рабочие послали его с петицией, в которой требовали очередного повышения зарплаты. Офицер прочел петицию и ответил:
— Твои люди, очевидно, забыли, что хозяева теперь мы, а не голландцы. Республика еще слишком бедна, чтобы накормить всех досыта. Я не потерплю таких вот бумажек и тем более забастовок. Вы что же, идете против своей республики? Работайте, как работали, не вынуждайте меня принимать крайние меры.
Профсоюзный секретарь был любознательным человеком. Какие меры имеет в виду капитан? Офицер хлопал ладонью по кобуре пистолета и намекнул, что для него не составило бы никакого труда вызвать из Медана взвод военной полиции. Секретарь почему-то вспомнил японского офицера, размахивавшего кривым клинком перед толпой.
Когда плантация была официально национализирована, Вилли собрал свои пожитки и уехал в Голландию. Он накопил достаточно гульденов, чтобы купить небольшой домик на плоской равнине и разводить тюльпаны Если бы он не думал о своем завтрашнем дне и не обсчитывал индонезийских рабочих, ему бы пришлось теперь завербоваться в Суринам или на Кюросао. Еще остались в Латинской Америке эти жалкие остатки голландской колониальной империи.
Капитан знал толк в военной амуниции, но не имел я малейшего представления о сортности латекса. Он не был уверен, что завтра его не перебросят на оловянный рудник, в банк или куда-нибудь еще. Поэтому не имело смысла углубляться в агрономию и технологию. Нужно было, не теряя времени, позаботиться о благе собственном и своих ближних. Из этих самых ближних, своих друзей и родственников, он составил административный аппарат. Его три заместителя, помощники, секретари не совсем четко представляли свои служебные обязанности, но получали жалованье, и немалое. Свой человек сидел и на фабрике по переработке латекса. Вся эта предприимчивая компания сбывала часть каучука-сырца «налево», богатому меданскому дельцу Го, изменившему по тактическим соображениям это китайское имя на Сулейман. Этот Сулейман был тем самым китайцем, который ухитрялся ладить с японскими оккупантами и одно время управлял плантацией. Теперь он вел образ жизни разбойника с большой дороги, и этой большой дорогой, на которой он разбойничал, был Малаккский пролив. Сулейман промышлял контрабандой, сбывая сингапурским дельцам ворованный суматранский каучук. У него были связи по обе стороны пролива, и он знал, кого следует щедро отблагодарить, чтобы сквозь пальцы смотрели на его проделки.
Для правительства Республики Индонезии плантация, как, впрочем, и другие национализированные предприятия, становилась все менее прибыльной. Насаждения гевеи давно не обновлялись. Узкоколейный транспорт и оборудование фабрики изнашивалось. Правительство не выделяло средств, чтобы заменить старое оборудование, осуществить новые посадки. Сортность каучука падала, и иностранные импортеры уже не так охотно покупали его или устанавливали на него совсем низкие цены.