Фигура Усмана Трисно становилась для меня интересной. В Москве, до поездки в Индонезию в качестве корреспондента «Правды», я был преподавателем университета имени Патриса Лумумбы, где читал курс истории стран Востока. Всякая встреча с преподавателем индонезийского университета всегда представляла для меня большой интерес. Я и сказал об этом своему собеседнику и пригласил его вместе отобедать. Хотелось порасспросить его об университетской жизни, о научной работе преподавателей, об этом пресловутом сосполе, который читается теперь, кажется, во всех индонезийских высших учебных заведениях, наконец, том, что заставило его, лектора университета, человека образованного, стать коммивояжером.
Усман встретил мое предложение без большого энтузиазма и что-то пробурчал насчет своей занятости. Тогда я сделал тактический ход.
— Над любезным предложением туана я обязательно подумаю. Хозяин предоставил мне дом со всей необходимой мебелью. Но в будущем, возможно, мне что-нибудь и понадобится, например книжный шкаф.
«Нанти», — многозначительно произнес я индонезийское слово, означающее «потом», «после», «в будущем». Я уже научился у вежливых индонезийцев употреблять это слово в качестве тактического отказа. Придет, к примеру говоря, индонезиец в магазин из чистого любопытства. Было бы невежливо сказать продавцу, который настойчиво предлагает свой товар, и разворачивает рулоны материи, что ему ничего не нужно или что товар не по карману. Посетитель поблагодарит продавца за любезность и скажет это емкое по смыслу «нанти». Это значит, что он подумает и в будущем, возможно, что-нибудь купит. Или придет к индонезийцу в дом какой-нибудь назойливый делец и предложит засадить сад тюльпанами или сделать барельеф на стене или станет вымогать деньги на несуществующее благотворительное общество. Так просто выставить за дверь гостя неудобно, да и не принято. Хозяин поблагодарит его и скажет «нанти», т. е. в принципе можно, но не сейчас.
Это «нанти» и сделало Усмана более покладистым — значит, есть еще надежда заполучить клиента. Он полистал свою книжицу и сказал, что дней через пять у него будет свободный вечер. Отчего бы и не отобедать вместе с туаном и не потолковать? Мы договорились встретиться в большом китайском ресторане.
Я думал о судьбе моего нового знакомого Усмна Трисно, которая казалась мне в общих чертах сходной с судьбой учителя Супрапто. Усман был значительно моложе учителя и поэтому вряд ли мог участвовать в борьбе против интервентов. Происходил он, вероятно, из более зажиточной семьи. Но я знал, что и преподаватели высших учебных заведений получают нищенскую зарплату и положение их немногим лучше положения рядовых школьных учителей. Поэтому, чтобы сносно существовать, преподаватели, доценты и даже профессора ищут дополнительный заработок. Чаще всего это совместительство в других высших учебных заведениях. Обычно такое совместительство удается найти, поскольку в Джакарте и в других крупных индонезийских городах расплодилось великое множество всяких частных академий, университетов, институтов, курсов. Создают их политические партии и крупные общественные организации вроде мусульманской просветительной организации «Мухаммадиах» с целью подготовить свои кадры и оказать влияние на определенную часть молодежи. Создают их и отдельные дельцы с целью наживы, спекулируя на тяге молодежи к высшему образованию. Уровень подавляющего большинства частных университетов исключительно низок. Правительство не признает за ними права выдавать выпускникам официальный государственный диплом. Чтобы получить его, необходимо дополнительно сдать экзамены в одном из правительственных университетов. Все же недостаток государственных высших учебных заведений заставляет значительные массы молодежи устремляться в частные университеты и получать там убогие крохи знаний.
Я узнал, что университет, в котором читал лекции по социально-политическим проблемам мой знакомый, был одним из самых захудалых в столице. Он не имел даже собственного здания, не говоря уж о библиотеке или лабораториях, а арендовал помещение одной из средних школ, где в вечернее время и читались лекции. Вероятно, не от хорошей жизни Усман Трисно бегал по дипломатическим приемам и предлагал стильную мебель.
Ни докторантус был вовсе не так прост, как я думал вначале. Это был скорее антипод, чем двойник, учителя Супрапто. Перебирая комплекты газет, я встретил имя Усмана Трисно на страницах одной крайне реакционной газетенки. А в одном из номеров был даже напечатан его портрет — самодовольный, улыбающийся толстячок. Оказывается, г-н Усман был фигурой многогранной. Не только лектор-докторантус и коммивояжер, но еще и доморощенный мыслитель. Газетенка печатала серию его статей под крикливыми заголовками: «Коммунизм против демократии», «Коммунизм против свободы личности», «Коммунизм против религии», «Коммунизм противен духу индонезийской нации» и т. д. и т. п.
По долгу службы мне приходилось читать немало опусов идеологов антикоммунизма разных калибров. Были среди них и крупные фигуры, враги многоопытные и умные, с учеными званиями, знающие нашу советскую действительность, наши временные трудности и ошибки. Искусно обыгрывая их, подтасовывая и передергивая факты и фактики, произвольно манипулируя выдернутыми из произведений основоположников марксистско-ленинского учения цитатами, облекая свои злобные нападки на коммунизм в наукообразную форму, еще могли убеждать простачков, людей неискушенных. А были и мелкие, неумные пакостники, не способные и на эту наукообразность.
В писаниях г-на Усмана, никак не относящегося к первой категории идеологов антикоммунизма, трудно было найти что-нибудь, кроме трескучих лозунгов, примитивной компиляции и невежества. Автор брался судить о коммунизме вообще и приписывал ему все смертные грехи. Нет, дело было не в том, что Усман Трисно был индонезийцем, а не американцем или западным немцем. В Индонезии я встречал немало умных и серьезных идеологических противников, элементарно знакомых с тем ненавистным для них учением, против которого они яростно боролись.
Что же заставило молодого докторантуса, имеющего самое смутное представление о предмете критики, взяться за перо? Конечно, дух времени, общий угар антикоммунизма, захлестнувший страну, стремление легким путем нажить морально-политический капитал. А это открывает дорогу на кафедру хотя бы в захудалый частный университет, позволяет называться профессором, доктором, быть своим человеком в западных посольствах и находить там клиентуру. Ведь любая антикоммунистическая писанина — это визитная карточка благонадежности, с которой смело обращаешься к советнику западногерманского посольства или к управляющему отделением американского банка.
Я все-таки переборол в себе чувство неприязни к доморощенному мыслителю и решил встретиться с ним, как мы условились. Хотя бы из любопытства!
Усман Трисно был точен. В назначенный час он подъехал к ресторану на собственной малолитражной «тойоте». Мы поднялись на второй этаж ресторана. Я спросил, чего бы хотел отведать мой знакомый.
— Что угодно, кроме свинины, — ответил он. — Я мусульманин, хотя и не ортодокс. Не откажусь хорошего красного вина.
Мы заказали бутылку итальянского вермута «Мартини», суп из акульих плавников, курицу по-нанкински, креветки, вермишель с шампиньонами и ростками молодого бамбука и разные острые приправы. Усман не заставил себя долго упрашивать и принялся за еду. Он, как видно, был большим чревоугодником.
Беседа наша не клеилась. Попытался я расспрашивать Усмана о его университете. Но ничего интересного он не смог рассказать. Он, собственно говоря, мало связан с этим университетом. Лишь два раза в неделю читает лекции. К сожалению, студенты посещают его лекции плохо. Возможно, что он как молодой лектор не смог увлечь их своим предметом. Факультетов в университете три — экономический, готовящий будущих бизнесменов, социально-политический и правовой. Обычно в маленьких частных университетах бывают именно эти факультеты. Они не требуют лабораторного оборудования, мастерских. Сколько студентов обучается в его университете? Он точно не знает. Вероятно, сотни три-четыре.
— Может быть, вы расскажете о научной работе преподавателей?
— Какая может быть у нас научная работа? Все преподаватели — совместители из других, более крупных университетов, профессоров нет вовсе.