Пытаюсь перевести разговор на другую тему, рассказываю о своем университете, о книгах моих товарищей, ожидая от собеседника жадных вопросов. При посещении любого индонезийского университета всегда завязывались живые беседы с преподавателями и студентами. Они неизменно атаковывали меня градом вопросов, проявляя большой интерес к развитию образования и науки в нашей стране, к жизни советских студентов, к условиям учебы в СССР студентов-иностранцев. Но г-н Усман не проявил никакой любознательности. Он не задал мне ни одного интересного вопроса. Беседа превращалась в нудную и малосодержательную жвачку. Мой знакомый охотнее говорил о кушаньях и об итальянских винах, снова пытался расхваливать свою стильную мебель и убеждал меня заказать бдр с зеркалами. Это уже становилось скучным. Тогда я решил перейти в наступление и встряхнуть этого самодовольно-невозмутимого Усмана.
— Узнал я, что туан частенько выступает в печати. Прочел ваши статьи.
— Поделился с читателями некоторыми мыслями.
— Очевидно, это и есть те социально-политические проблемы, которые составляют содержание ваших лекций?
— Отчасти. Критикуя идеи «старого порядка», я естественно, касаюсь и идей коммунистов.
— Если позволите, я хотел бы высказать свое суждение о ваших статьях.
И я высказал откровенно, чересчур откровенно все, что думал о писаниях г-на Усмана. К моему удивлению, он не обиделся. Заправские коммивояжеры отвыкают обижаться.
— Что ж, мы люди разных политических убеждений и по-разному смотрим на вещи. Это естественно, — невозмутимо ответил Усман.
— Поймите же, г-н Усман… Можно не принимать коммунизм, ненавидеть его. Но в наше время даже самые ярые враги коммунизма не могут закрывать глаза на его успехи и силу, и понимают, что бороться сегодня с помощью бездоказательных фраз и абсурдных ярлыков бессмысленно. Вот вы договариваетесь до того в одной из ваших статей, что коммунисты препятствуют историческому прогрессу, а коммунизм — шаг назад в развитии общества. Так?
— Я имел в виду индонезийских коммунистов…
— Да полно вам… Вы толкуете о коммунизме вообще, считая его универсальным злом. Наша страна за каких-нибудь несколько десятилетий шагнула из вековой отсталости к прогрессу и стала одной из самых высокоразвитых стран в мире. Неужели вы ничего не читали об успехах советских космонавтов, о крупнейших советских гидроэлектростанциях, о лучшем в мире Московском метрополитене, о Московском университете, о нашем техническом и научном прогрессе? Мы считаем это торжеством идей коммунизма.
Все-таки я вывел моего собеседника из невозмутимого равновесия. Он долго молчал, собираясь с мыслями и сосредоточенно пытаясь поддеть вилкой креветку.
— Я много слышал о вашей стране от людей, учившихся в Москве. Среди них был и один из моих родственников. Все они говорят о больших достижении русских, о которых мы можем только мечтать. Вероятно, они правы. Я не такой уж скептик. Как верующий мусульманин и член мусульманской партии, я не разделяю вашей атеистической идеологии. Но не считайте меня настолько глупым, чтобы не понимать простой вещи: не коммунизм, а нечто другое — причина всех зол и бед, от которых страдает современная Индонезия. Нищета, безработица, массовая коррупция, разъедающая страну, подобно раковой опухоли, хозяйничанье иностранных фирм, которые не дают и вздохнуть национальному предпринимателю — вот лишь некоторые из наших зол. И конечно, не коммунисты их вызвали.
— Вы совсем неглупо рассуждаете, туан. Но получается, что думаете вы одно, а пишете и рассказываете студентам совсем другое. Как вас понять? У нас это называется беспринципностью.
— Видите ли… — нерешительно начал Усман и запнулся. — Как бы вам это объяснить?
— А так и объясните.
— Я не фантастический витязь Арджуна, побеждающий с помощью богов могущественное чудовище. Я простой маленький человек. Хочу построить счастье для своей семьи. Не судите же меня слишком строго. Я не лучше и не хуже многих, подобных мне. Разрешите быть до конца откровенным.
Усман наполнил наши бокалы вином и хотел было произнести тост, но так ничего и не сказал.
— Пусть туан что-нибудь скажет, — попросил он.
— За откровенность, г-н Усман, — предложил я, — Ответьте мне на простой вопрос. Какова ваша цель в жизни? У каждого мыслящего человека должна быть она, эта цель. Ученый стремится к открытию, полезному для человечества. Писатель хочет написать хорошую книгу, которая открыла бы перед читателями нечто новое, неизведанное, чему-то научила его. А какова цель у вас, докторантуса, лектора университета, коммивояжера и, простите за откровенность, автора поганеньких статеек?
— Буду с вами откровенен. Но дайте мне слово джентльмена, что не упомянете ни моего настоящего имени, ни названия моего университета, если вам придет в голову написать что-нибудь про меня, про нашу беседу.
— Это я вам твердо обещаю. Какая в конце концов разница, зовут ли вас Усманом или Сулейманом.
— Я вовсе не из богатой семьи, как вы, может быть, подумали. Отец имел маленькую типографию, точнее фабричку клише, печатавшую бутылочные этикетки. Двенадцать рабочих и один конторский служащий. Фабричка не выдержала конкуренции. Отец продал ее за бесценок и уехал к моему старшему брату, работавшему в конторе каучуковой плантации под Богором. Братья кое-как помогли мне закончить курс на юридическом факультете университета. Сначала я мечтал стать врачом. Но на юридическом плата за обучение ниже, чем на медицинском. Не приходится платить за лабораторные занятия, пользование микроскопом, клиническую практику. Кончил университет успешно. Что могло ожидать меня? Мелкий судейский чиновник, секретарь или мальчик на побегушках у частного адвоката, в лучшем случае ассистент права в университете. Грошовое жалованье, на которое я не смог бы купить и одну бутылку такого вина, какое мы сейчас с вами распиваем… А сколько способной молодежи после университета вообще не может найти работы. Те, у кого есть богатые родители или связи, не стремятся на государственную службу, а мечтают завести свое дело, открыть рекламное бюро, собственный врачебный кабинет, адвокатскую контору, на худой конец стать маклером, агентом частной компании.
Усман отпил вина и продолжал:
— У меня не было богатых, влиятельных родственников. Но и я поставил перед собой цель — открыть собственную адвокатскую контору. Нужны деньги и имя, чтобы получить правительственную лицензию, купить дом на бойком месте, создать себе рекламу. Вы видите, каким образом я добываю деньги. Фирма Усмана Трисно по обслуживанию иностранных представительств. Как делаю себе имя? Статьи на актуальную тему, лекции в университете, тебя уже называют профессором и доктором. Кстати, когда я опубликовал эти статьи, мой второй брат, морской офицер, назвал это интеллектуальным проституированием и перестал подавать мне руку. Он слишком прямолинейный человек и не понимает, что жизнь наша сложна и заставляет нас идти на сделки с совестью. Университет, разумеется, не цель моей жизни. Тех денег, что получаю за лекции, не хватило бы на жизнь и одному. Однако думаю со временем стать доктором и профессором. Представляете, как это будет звучать — адвокатская контора доктора, профессора Усмана Трисно. Вот и будет и имя, и реклама. В Джакарте, к сожалению, слишком много частных адвокатских контор. И привлечь клиентуру, не имея имени, не так-то просто. Придется написать солидную монографию и издать ее за свой счет.
— Насколько я понимаю вас, эта будущая монография сделает вас доктором наук?
— Да. Вероятно, я остановлюсь на теме «Коммунизм противен духу индонезийской нации».
— Как вы объясните в своей монографии тот факт, что в середине 1965 года компартия Индонезии насчитывала в своих рядах около трех миллионов человек, что за коммунистами шли миллионы членов профсоюзов, молодежи, крестьян?
— Буду объяснять это как явление случайное и нетипичное для Индонезии. Или же этот вопрос вообще не будет ставиться в книге. Я буду говорить о глубокой религиозности индонезийского народа, о его приверженности исламу. А затем сделаю вывод, что коммунистическое учение как атеистическое не может иметь почвы в моей стране.