— Мы с вами, г-н Усман, договаривались об откровенности. Так?
— Договаривались.
Тогда скажите откровенно, эта самая ваша еще ненаписанная монография будет продуктом ваших размышлений, вашей искренней убежденности или компромиссом с совестью в условиях, как вы говорите, сложной действительности? Короче говоря, не будет ли она просто средством любой ценой добыть ученую степень доктора, нужную преуспевающему адвокату?
— Видите ли… Не так все просто, не так все просто.
На мой последний вопрос прямого и искреннего ответа от г-на Усмана я так и не получил.
Я сдержал слово и не назвал в очерке настоящего имени моего знакомого. Но фигура Усмана Трисно типична для современной Индонезии. Среди подобных молодых индонезийцев культивируется презрение к общественно полезному труду и жажда легкой наживы. Для достижения этой цели все средства хороши, даже те, которые избрал г-н Усман и которые его родной брат метко назвал интеллектуальным проституированием. Я никогда не встречал этого морскою офицера, не знаю его политических убеждений, но представляю его человеком честным, принципиальным, не похожим на своего брата.
Генерал, профессор
Одно упоминание имени отставного генерала Myстопо неизменно вызовет на лице вашего собеседника веселое оживление. Кто же не знает в Джакарте этого экстравагантного, чудаковатого человека?
Зубной врач по образованию, Мустопо становится видным военным руководителем республиканской армии в годы борьбы с английскими и голландскими интервентами, а затем занимает должность заместителя начальника штаба сухопутных сил. Такая карьера в условиях Индонезии не была необычной. Покойный Адан Капан Гани, например, был в молодости киноактером, а впоследствии стал видным деятелем Национальной партии и неоднократно занимал пост министра. Недостаток кадров национальной интеллигенции заставлял молодую республику смело выдвигать на ответственные правительственные и военные посты людей самых неожиданных профессий.
А почему бывший киноактер не мог стать министром и рядовой зубной врач — генералом?
На посту заместителя начальника штаба сухопутных сил Мустопо завоевал широкую известность как политический оратор. По сложившейся традиции на различных общественных митингах, партийных конференциях, симпозиумах, юбилейных вечерах непременно должен был выступать с приветственным словом от вооруженных сил видный офицер. Обычно командование направляло для этой цели велеречивого Мустопо, который в грязь лицом не ударит.
Помню конгресс Национальной партии, проходивший в конце 50-х годов в здании спортивного клуба, ныне снесенном, на площади Мердека. С краткими приветственными речами выступали гости — члены других партий. Наконец слово было дано представителю вооруженных сил. На трибуну поднялся офицер сухопутных сил, плотный круглолицый человек с узкими щелками глаз. Его появление вызвало оживление в зале. Это и был Мустопо, тогда еще полковник. Как и другие слушатели, я плохо улавливал общий смысл его речи, пространной и витиеватой. Оратор выкрикивал лозунги, приводил цитаты из Корана, прерывал речь пением молитв и в конце концов впал в такой экстаз, словно командовал сражением.
Мой сосед, почтенный индонезиец, сказал тогда:
— Полковник чересчур работает на публику, забывая о сути предмета.
Впоследствии Мустопо становится видным деятелем просвещения, проректором бандунгского государственного университета «Паджаджаран». Когда я вторично приехал в Индонезию, то узнал, что он, уже генерал-майор в отставке, стал крупным дельцом — владельцем многих учебных заведений, поликлиник, зубоврачебных учреждений, родильных домов в Джакарте и Бандунге. Его университет выделялся среди многочисленных частных университетов столицы как сравнительно солидный. Он так официально и назывался: «Университет профессора, доктора, генерала Мустопо». На его пяти факультетах обучалось около тысячи студентов. Владелец университета был одновременно и ректором.
Я посетил это высшее учебное заведение без предварительного звонка или приглашения. Университет размещался в легких, барачного типа постройках, скромных, но чистых. На стене административного корпуса висели листы бумаги с забавными карикатурами, дружескими шаржами, фотографиями, студенческими стихами. Это было нечто вроде нашей стенной газеты. Здесь пробирали нерадивых студентов, пробовали свои творческие силы, старались в шутливой форме представить себя в будущем врачами, журналистами. Проявлялись смелая выдумка и остроумие. В аудиториях шли лекции, слышались размеренные голоса лекторов. Вообще с первого взгляда обстановка в этом университете показалась мне деловой. Чувствовалась твердая рука хозяина, неплохого организатора.
Узнав, что ректор у себя, я попросил миловидную девушку-секретаршу доложить обо мне. Через минуту секретарша вернулась и сообщила:
— Бапак ректор очень рад с вами встретиться. Он просил вас немного обождать. Сейчас у него экзамен.
Ждать пришлось довольно долго, так что я имел достаточно времени, чтобы осмотреть секретариат. Это был своего рода мемориальный кабинет, посвященный боевому прошлому ректора. Рядом с портретом генерала Мустопо висели картины каких-то самодеятельных художников. Генерал изображался то перед строем солдат во время обороны Сурабаи осенью 1945 года, то во время других эпизодов борьбы с интервентами. Излишней скромностью, как я мог убедиться, Мустопо отнюдь не страдал. Наконец я услышал:
— Ректор просит вас.
Войдя в соседнюю комнату, я увидел крепко сбитого, заметно располневшего человека в штатском с коротким ежиком волос на большой лобастой голове.
Традиционные приветствия. Традиционная чашка кофе. Объясняю причину моего интереса к университету. Мустопо не принадлежит к тем людям, которые умеют выслушать собеседника. Он, прирожденный оратор, любит говорить сам. Выслушиваю пространную лекцию об истории создания университета, его структуре, учебных программах. Все это я смог потом прочесть в отпечатанном проспекте, которым снабдил меня ректор. Читая для меня лекцию, Мустопо успел тут же принять плату за обучение от студента, который по каким-то причинам не внес ее в срок, и сурово отчитать его.
— Что поделаешь, — говорит он мне. — Частный университет существует в основном за счет студенческой платы. Не получу ее вовремя, стану банкротом и вынужден буду прикрыть свое заведение. Горько, но это так.
Лекция прерывается приходом фоторепортера. Он принес выполненный заказ ректора — пачку фотографий, переснятых с каких-то архивных материалов. Мустопо с почти детским восторгом раскладывает фотографии на столе и переключается на другую тему.
— Вы видите национальную индонезийскую армию в годы борьбы с интервентами.
На каждой фотографии я вижу самого Мустопо. Его легко узнать по большой лобастой голове.
— Это я рядом с генералом Насутионом, — поясняет он. — Бапак Насутион в ту пору командовал дивизией, а я был заместителем. Возьмите на память этот снимок.
Из рассказа Мустопо об университете я понял, что важнейшим принципом в повседневной работе ректор считает опору на студенческий актив. Студенты привлекаются к административной работе в университете, проходят постоянную практику в университетской поликлинике. Большая группа студентов совмещает учебу с работой в качестве технических секретарей, библиотекарей, помощников деканов, младшего медицинского персонала поликлиники, лаборантов, препараторов. Даже один из проректоров университета — студент. Самые способные студенты старших курсов зубоврачебного факультета работают в качестве врачей-практикантов. Силами студентов изготовлено немало медицинских инструментов и различного учебного оборудования.
Я поинтересовался, полагается ли за этот труд на благо университета какое-нибудь вознаграждение.
— Нашим помощникам снижается плата за обучение, — пояснил ректор.
Он предложил теперь ознакомиться с университетом. Мы заглядываем в аудитории, где идут лекции. Студенты дружно встают и приветствуют ректора. Мустопо решил представлять меня студентам не как корреспондента советской газеты, а как «профессора из Москвы». В каждой аудитории он говорил отрывистой скороговоркой примерно следующее: