Но не о них, этих сложностях, я хотел бы рассказать читателю. Речь пойдет о волнующих встречах с простыми индонезийцами, моими старыми друзьями и вовсе не знакомыми мне людьми. Все они, очень разные и по складу своего характера, и по общественному положению, и по убеждениям, сохранили в сердце чувство глубокого уважения и признательности к советскому государству и его народу.
В самолете индонезийской авиакомпании «Гаруда», летевшем из Джакарты в Медан, моим соседом оказался немолодой уже индонезиец, моряк торговою флота. Разговорились.
— Дружба между нашими народами была скреплена кровью, — сказал он. — И это не красивые слона, а факт. Такое нельзя выбросить из сердца. Расскажу историю, может быть знакомую вам.
И моряк рассказал, как служил на торговом корабле вместе с русскими. Дело происходило в конце 50-х годов. Индонезийское правительство повело наступление на позиции голландских монополий, прежних колониальных хозяев в стране, и попыталось взять под контроль пароходную компанию КИМ. Однако голландская администрация саботировала распоряжения властей и сумела вывести за пределы Индонезийских территориальных вод значительную часть принадлежащих компании судов. А тем временем в Центральной Суматре и Северном Сулавеси выступили против законного республиканского правительства мятежники-сепаратисты, получив щедрую поддержку со стороны западных государств. Разве не были поддержкой мятежникам и действия голландцев из пароходной компании КПМ? Разве они не преследовали цель парализовать морские коммуникации между островами, затруднить переброску правительственных войск с Явы в районы, охваченные мятежом? Ведь до этого времени почти весь гражданский морской транспорт Индонезии находился в руках голландцев.
Но нашелся надежный друг — Советское государство, — который пришел в трудный час на помощь индонезийскому народу. Правительство Индонезийский республики смогло приобрести на выгодных условиях партию советских грузовых теплоходов, сухогрузов и танкеров. Но оказалось, что Индонезия не располагает опытными специалистами, которые могли бы взять на себя управление судами. Советский Союз и здесь пришел на помощь. Большая группа советских моряков: капитанов, помощников капитанов, штурманов, механиков, радистов — осталась на некоторое время служить на индонезийском торговом флоте, чтобы передать свой опыт индонезийским товарищам. На капитанских мостиках, в штурманских рубках можно было видеть рядом со смуглолицыми индонезийцами рослых парней из Находки и Одессы.
Не сразу правительство Индонезии смогло покончить с мятежами. Соединенные Штаты и их союзники посылали сепаратистам современное оружие и военных специалистов. У мятежников не было ни одного самолета индонезийских военно-воздушных сил, в их рядах не нашлось ни одного летчика-индонезийца. Но в распоряжении мятежных главарей оказались и иностранные самолеты, и пилоты… с белым цветом кожи. Они обстреливали населенные пункты, дезорганизуя мирную жизнь Индонезии.
Судно, сменившее недавно красный советский флаг на красно-белый, индонезийский, шло с грузом риса из Сурабаи в Макасар. Когда на горизонте показались берега острова Сулавеси, вахтенный матрос увидел в небе самолет без опознавательных знаков. Самолет стремительно приближался к судну, готовясь к атаке. Все происходило, как на взаправдашней войне. Выстрелы, мечущиеся по палубе люди…
На мостике рядом находились капитан-индонезиец и советский капитан-инструктор. Оба в равной мере рисковали жизнью. Советский радист получил ранение.
— Я был одним из членов экипажа этого корабля, — сказал мой попутчик, заканчивая рассказ. — Такое не забывается. После этого случая мы и наши русские товарищи стали как братья. Я часто вспоминаю их. Как говорят у нас в Индонезии, далеко от глаз, но близко к сердцу.
В конце 1968 года я побывал на юге Калимантана, совершив поездку на газике в глубь острова по маршруту Банджармасин — Танджунг. Дорога, по которой мы ехали вместе с нашим консульским работником, составляла часть трассы, построенной советскими дорожными строителями.
Наши строители оставили по себе добрую память. И в этом было легко убедиться. Мы останавливались раза два-три в городах и лесных кампунгах, чтобы немного подкрепиться и выпить чего-нибудь прохладительного. И везде хозяин маленькой харчевни или посетители заводили с нами разговор о советских людях, которые в пору строительства в недавние годы были здесь завсегдатаями. Кто-то сохранил памятный значок с силуэтом кремлевской башни, кто-то — авторучку, подаренные советскими строителями индонезийским друзьям на память о совместной работе.
В одной скромной хижине-харчевне в маленьком поселке, стиснутом джунглями, мы увидели на стене портреты космонавтов Валентины Терешковой и Валерия Быковского, побывавших в Индонезии.
— Подарки русских очень дороги мне, — не без гордости сказал хозяин-китаец. — Они строили здесь дорогу и нередко заходили ко мне. Они рассказывали много интересного про свою страну. Послушать этих русских собирался весь кампунг.
Нам встретился даже обладатель фотоаппарата «Зоркий». Один из русских друзей, уезжая с Калимантана, сделал ему подарок.
Все эти люди стремились завязать с нами беседу, расспрашивали о Советском Союзе, просили прислать какой-нибудь советский журнал, расспрашивали нас о дальнейшей судьбе друзей, строивших дорогу в джунглях Калимантана. Это случалось везде, где в прежние годы работали наши строители, изыскатели, проектировщики, геологи, подружившиеся с индонезийскими товарищами по работе.
В Сурабае я встречался с видным художником Карьоно, работавшим прежде в провинциальном управлении культуры. Среди его работ наибольшей известностью пользуется портрет композитора Рудольфа Супратмана, создателя национального гимна «Индонезия Райя».
В скромном домике Карьоно тесно от многочисленных эскизов, балийских статуэток, масок-топенгов, книг. На этажерке я увидел кипу альбомов, изданным в СССР: Третьяковская галерея, Русский музей, Репин. Врубель, Васнецов, Серов, Шадр…
— Все это я купил здесь, в Сурабае, у книготорговца Нараина. Он торгует советской литературой, — пояснил Карьоно. — Можно ли иметь представление о мировом искусстве, не зная всего этого? И можно ли считать себя профессионально грамотным художником, не познакомившись с вашими классиками?
Я храню подарок моего друга Карьоно — небольшой портрет дочери художника. Это тоненькая угловатая девушка лет восемнадцати с каким-то слишком озабоченно-строгим лицом, начинающая художница. Отец дает ей уроки живописи и внушает дочери интерес к наследству мирового изобразительного искусства, знакомит ее с творчеством старых русских и советских мастеров.
С видными деятелями индонезийской культуры, писателями, скульпторами, артистами, было немало интересных встреч. Они проявляли живой интерес к культурной жизни нашей страны, к творчеству советских мастеров, к нашей искусствоведческой литературе. Многие из моих друзей были знакомы с произведениями русской классической и советской литературы, изобразительного искусства. Об одной из таких ярких встреч хочется здесь рассказать.
Броские афиши и объявления в газете возвещали о том, что в зале отеля «Индонезия» будет разыграна комическая пьеса Николая Гоголя «Женитьба» в вольном переводе Джайякусума. Гоголь, русский классик, в Джакарте! Это интересно. Бросив все дела, я поспешил за билетами.
Просторный зал отеля, охлажденный кондиционерами, переполнен публикой. Джакартские зрители не очень-то избалованы духовной пищей более добротной, нежели голливудские и гонконгские боевики. До сих пор в Индонезии нет постоянного и в полном смысле этого слова профессионального театра современной драмы. Периодически возникают небольшие полулюбительские, полупрофессиональные труппы, объединяющие безработных киноактеров, студенческую молодежь. Поставив одну или несколько пьес и столкнувшись с непреодолимыми материальными трудностями, такие труппы обычно рассыпаются. Поэтому не удивительно, какой огромный интерес вызвал этот спектакль.