Уже в конце 20-х годов молодой Ахмед Сукарно был общепризнанным лидером национально-освободительного движения, его радикального мелкобуржуазного крыла. Окончив Бандунгский технологический институт, Сукарно имел все шансы стать обеспеченным чиновником колониального аппарата или открыть собственную фирму, чтобы строить для местных богачей особняки. Но он был убежденным сторонником борьбы с колонизаторами и стал на путь революционной деятельности. Созданная им партия выдвинула требование независимости страны.
В 1929 году колониальные власти арестовали Сукарно и предали его суду, а Национальная партия была распущена. На суде в Бандунге обвиняемый выступил с грозной обвинительной речью, которая приобрела значение важного документа национально-освободительного движения. Сукарно подчеркивал, что индонезийский народ должен сам достичь независимости, так как тщетны были бы надежды получить независимость от империалистов. «Интересы империалистов противоречат нашим интересам… Империализм не заинтересован в том, чтобы «подарить» нам свободу. Империализм заинтересован в вечном существовании, укреплении и упрочении колониализма», — гневно бросил он Обвинение в лицо судивших его колонизаторов.
Каковы бы ни были последующие ошибки и превратности судьбы Сукарно, он остается крупнейшим лидером национально-освободительного движения против колонизаторов, борьбы за независимость. И этого нельзя забыть.
Я был свидетелем, как присутствующие в огромном зале дворца спорта, особенно молодежь, встречали слова оратора овациями и неоднократно скандировали: «Хидуп бунг Карно!» — «Да здравствует брат Карно!»
Организаторы торжественного заседания чинно зачитывали приветственные адреса от новых государственных руководителей и не позволили себе никакой нелояльности к «новому порядку». И все же некоторые столпы этого самого «нового порядка» недружелюбно встретили праздник националистов. Нет ли в этом праздновании 40-летнего юбилея некой вызывающей демонстрации? Непозволительно часто упоминались крамольное имя Сукарно и его мархаенизм. Дерзкие националисты осмелились даже бестактно вывесить портрет бывшего президента в общественном месте. Не потерпим!
Доморощенные Угрюм-Бурчеевы, то бишь группа командующих военными округами и других высших генералов, собрались в Джокьякарте и выступили с совместным заявлением. В нем содержалось суровое предупреждение «силам старого порядка», если они попытаются предпринять какие-либо действия, направленные на возвращение к власти свергнутого президента Сукарно.
Местные военные руководители в провинциях восприняли джокьякартское заявление как руководство к действию и стали преследовать сторонников Сукарно, приказали убрать портреты бывшего президента из учреждений и общественных мест, если они еще где-то остались по недосмотру. В ряде провинций деятельность Национальной партии была запрещена. Ее обвинили в прокоммунистических тенденциях на том основании, что официальная идеология националистов — мархаенизм — якобы тождественна марксизму. Власти требовали «кристаллизации», т. е. чистки Национальной партии от левых элементов.
Понадобилось немало времени, чтобы националисты смогли выдержать этот натиск реакции. Лидеры Национальной партии были вынуждены выступить с заявлениями, подчеркивающими, что мархаенизм никакого отношения к марксизму не имеет и что сам Сукарно сравнивая или отождествляя оба учения, допускал ошибочное, субъективистское толкование. Действительно, он однажды бросил вскользь, скорее для красного словца, пресловутую фразу, что мархаенизм — это-де марксизм на индонезийской почве. Эту фразу и припомнили теперь его враги, чтобы обвинить бывшего президента в приверженности к марксизму.
Вместе с выпадами против националистов усилились выпады и против самого Сукарно. Многие органы печати, если не подавляющее большинство, считали признаком хорошего тона время от времени нападать из бывшего президента и даже требовать его привлечения к судебной ответственности. Пожалуй, не было смертных грехов, которые не приписывались бы ему.
Сукарно обвинялся в безответственном правлении, нарушении демократических норм и авторитарных замашках, расточительстве, пренебрежении к экономике, противоречащем нормам примерного мусульманина» поведении. Нельзя не признать, что имелись весомые основания для критической оценки многих аспектов политики бывшего президента. В первую очередь это касалось экономики. Увлекаясь политическими декларациями, Сукарно устранялся от последовательного решения экономических проблем, пренебрегал ими. По-видимому, политические противники Сукарно тщательно и давно копили факты, которые могли как-то скомпрометировать президента. Появилась целая серия бульварных книжонок, наполненных сплетнями и анекдотами о бывшем главе государства. Но, пожалуй, личные слабости, расточительство, автократические шматки, склонность к демагогии (один ли Сукарно этим грешил!) — это только приправа к самому серьезному обвинению, самому вопиющему греху, который лидеры «нового порядка» никак не могут простить своему предшественнику: Сукарно сотрудничал с коммунистами.
Сукарно изобрел НАСЛКОМ, иначе говоря, единый национальный фронт всех основных политических течений: националистов, коммунистов, мусульман.
Сукарно не пресек быстрый рост Коммунистической партии, которая охватила через свои массовые организации миллионы людей и стала оказывать заметное влияние на политику государства.
Сотрудничая с коммунистами, попустительствуя им, Сукарно стал если не вполне коммунистом, то почти коммунистом. Если сукарновский мархаенизм и не вполне марксизм, то почти марксизм.
«Старый порядок», с которым покончено, — это Сукарно плюс коммунисты.
После отстранения от власти Сукарно проживал преимущественно в Богоре, в 60 километрах к югу m Джакарты, в загородном президентском дворце рядом со знаменитым ботаническим садом. В июне 1967 года в прессе упоминалось о распоряжении военного командования западнояванского округа Силиванги, запрещающем бывшему президенту какие-либо контакты с местным населением без специального на то разреши пня военных властей. Сукарно не мог совершать поезд ки в столицу. Любое его передвижение бралось под контроль. Ни одно лицо не могло без согласия военных посетить бывшего президента в его богорской резиденции. Исключение делалось лишь для самых близких членов семьи Сукарно. По существу, он находился под домашним арестом, окруженный строгой охраной.
Позднее Сукарно должен был покинуть богорский дворец и поселиться в более скромной загородной вилле Бату Тулис, неподалеку от Богора. При этом военные власти подтвердили свои прежние распоряжения относительно режима для него. Этот режим домашнего ареста, изолировавший его от населения, принципиально не изменился, когда Сукарно было разрешено кроме Бату Тулис проживать на окраине Джакарты, на улице Гатот Суброто, в доме одной из его последних жен — японки Сари Деви. Отсюда, уже тяжело больной, он был перевезен в военный госпиталь, где и скончался в июне 1970 года.
Свой рассказ о судьбе бывшего президента Республики Индонезии я озаглавил «Трагедия бунга Карно». Пишу об этой трагедии, в которой Сукарно сам оказался во многом повинен, не без боли в сердце.
Для меня и для моих товарищей, многие годы занимавшихся Индонезией, образ президента Сукарно, бапака Сукарно, бунга Карно, казался по-своему симпатичным, обаятельным, порой вызывавшим искренна восхищение. Мужественный борец против колониального господства, бросивший в лицо колонизаторам смелое обвинение, узник голландских концлагерей, автор национально-освободительной программы панча сил, провозгласивший 17 августа 1945 года независимость страны, глава молодого государства, друг Советского Союза — таков был в нашем представлении человек в национальной шапочке — пичи, с волевым лицом, живыми, выразительными глазами. Помню выступления Сукарно в Джакарте на многолюдных митингах, страстные, спаянные определенной внутренней логикой. Прирожденный оратор, он умел воздействовать на массы. Помню и выступления индонезийского президента у нас, во время его неоднократных поездок в Советский Союз, хорошие слова о ценности дружбы между нашими народами, гневное осуждение империалистов и колонизаторов, препятствующих мирному развитию молодой республики. Книгу Сукарно «Индонезия обвиняет», переведенную на русский язык, с интересом читали в нашей стране. В предисловии к русскому изданию автор писал: «Основной линией нашей борьбы, продолжающейся уже в течение десятилетий, является сопротивление колониализму, достижение национальной независимости и завоевание справедливого и процветающего общества для народа Индонезии и для людей всего мира.