– Кто?
– Старший лейтенант Кручинин и лейтенант Глебов, – медленно выговорил Боркун.
– Как?
Боркун поднял голову, и Алешу удивили его глаза. Расширившиеся, с красными прожилками, они были такими усталыми и такая в них горела горечь, что он вздрогнул.
– Нас было двенадцать, – тихо заговорил Боркун, – их больше пятидесяти. Когда мы набирали высоту, одних Ю-88 насчитали четыре девятки. Моя группа навалилась на «юнкерсов», Султан-хан сковал «мессеров». Я зажег головного, ведомые еще двух. Султан-хан со своей четверкой сбил три «мессера», но вернулся вдвоем. Кручинин и Глебов загорелись на наших глазах.
– Выпрыгнули? – быстро спросил комиссар, вкладывая в этот вопрос последнюю надежду.
Боркун молча опустил глаза, посмотрел на носки сапог, будто самое главное было осмотреть сапоги. Глухо прибавил:
– И еще двое ранены. Это уже из моей шестерки.
– А самолеты?
– Незначительные повреждения. К утру восстановим.
– Дожили! – заключил комиссар. – Самолетов теперь больше, чем летчиков.
На следующий день Воронов и Стрельцов получили планшетки с картами района боевых действий, пистолеты, кожаные шлемы и комбинезоны – все то немногое, что необходимо летчику в пилотской кабине. На двухместном истребителе капитан Боркун два раза провез Колю Воронова по кругу и в зону, а в инструкторскую кабину Алешиного самолета забрался худой и ловкий Султан-хан. В шлеме лицо его показалось Стрельцову хищным и насмешливым. Алеша услышал, как летчик их эскадрильи, курчавый золотозубый лейтенант Барыбин, сказал:
– Вот пошли кругляши.
– Почему «кругляши»? – поинтересовался кто-то.
– Да как же, – отозвался Барыбин, – я вчера Воронова спрашиваю: «Ты как училище окончил?» А он мне: «С одними кругляшами». – «А Стрельцов?» – «И Стрельцов с одними кругляшами». – «А что такое кругляши?» – «Да пятерки».
Алешу эти пересмешки не смутили. Истосковавшийся по самолету, он жадно впился глазами в приборную доску, был предельно внимательным, когда запускал мотор, выруливал, отрывался от земли и водил свою машину над аэродромом по кругу.
– Шайтан меня забери, ты кое-что умеешь, – проворчал по переговорному устройству Султан-хан. – В зону! Два виража, боевой разворот, «бочка» и пикирование.
Алеша стал набирать высоту. В зоне истребитель одну за другой проделывал фигуры пилотажа. Пожалуй, никогда еще Стрельцов не выполнял их с такой лихостью. Самолет находился в стороне от города. Справа под крылом золотились острые городские колокольни. Султан-хан приказал пикировать, и Алеша, отжав от себя ручку управления, заставил самолет падать до тех пор, пока яростный голос капитана не наполнил наушники:
– Ты что, убить меня хочешь? Вывод!
Алеша выровнял машину и завел ее на посадку. Когда учебно-тренировочный истребитель был уже на стоянке и Алеша, отстегнув парашют, выбрался из кабины, он приготовился услышать новые замечания от своего комэска. Вытянув руки по швам, наблюдал он за тем, как его командир, медленно пятясь, дошел до самого обреза крыла и вдруг легко и проворно спрыгнул. Рукой в кожаной перчатке Султан-хан хлопнул его по плечу, восторженно закричал:
– Ай, кунак, ай, молодец! Не зря тебя с одними кругляшами выпустили из школы. – Умерив радость, Султан-хан сорвал с головы белый шелковый подшлемник, вытер им смуглые щеки. – Только, знаешь, милый лейтенант, чтобы в настоящий бой идти, одной ручкой управления работать мало.
Комэск сел под крыло самолета, в прохладную утреннюю тень, поджал под себя ноги. Уголки его рта дрогнули, и было трудно понять, серьезен он или только сдерживает усмешку, не дает ей пробиться сквозь внешнюю озабоченность.
– Был один такой летчик, забыл фамилию. Тоже с кругляшами на фронт приехал. И «бочки» делал смело, и петли. А из первого боя вернулся, упал на землю да как закричит, совсем будто мулла на минарете: «Родная моя, никуда я от тебя не уйду!» И давай ее целовать. – Капитан уколол Алешу острым взглядом. – Ты как, нэ закричишь, Стрелцов, а?
– Не закричу, товарищ капитан, – насупившись, сказал Алеша.
– Посмотрим, – самодовольно рассмеялся Султан-хан, – не потому рассказал я тебе эту присказку, что трусость в тебе заподозрил. Просто она о том, что обычный полет – дело одно, а боевой – совсем другое. В обычном полете летчик-истребитель только мастером должен быть: ручкой ворочать, тумблеры переключать, за приборами следить. А в боевом мастером быть мало, там ты прежде всего человеком должен быть, умным человеком, с горячим сердцем и холодной головой. Бойцом. Понял?
Стрельцов молча кивнул.