Сорочин хотел что-то сказать Цыпину, пожаловаться, что ли, стороннему человеку: вот, мол, как тут ко мне относятся, но увидел, что тот медленно удаляется лугом к западной оконечности аэродрома. Не хотел, верно, смотретъ, как беспомощно краспеет Сорочин.
— Разрешите ехать на старт? — обратился к начальнику медслужбы Смирин.
Тот без слов махнул рукой.
У машины Смирина поджидал Дым.
— Давно пора подумать о самолетах, которым не нужна взлетно-посадочная полоса. Тогда, Николай Иванович, мы будем садиться под окнами своего дома, в палисаднике.— Командир полка окинул взглядом чистое побо, сел в машину и до самого командного пульта молчал. Можно было подумать, что его выбила ив колеи посадка самолета за пределами полосы. Однако нет, он прикидывал план работы на ближайшие летные дни. Надо было подтянуться с групповыми полетами, отшлифовать в первой эскадрилье стрельбу по конусу, чтобы настоящую весну встретить без задолженностей и всем полком взяться на более сложные задачи, совершенствовать летное мастерство.
"Победа" остановилась рядом с командным пультом. Из-за радиомашины вышел лейтенант Макаров — потный, взволнованный, даже несколько растерянный.
Дым быстрым шагом подошел к нему, крепко пожал горячую руку. Веки Макарова дрогнули. Он опустил глаза, как бы говоря: "Браните меня..."
— Смирин сказал, что вы в медпункте...
— Тоска зеленая в медпункте. Посидел сколько мог и сбежал,— признался Макаров.
— Как вы умудрились ввести машину в штопор? — раздумчиво, будто размышляя вслух, спросил Дым.
— Ошибка. С опережением думал... Сейчас бы не ввел...
Дым со стороны пытливо посмотрел на лейтенанта и про себя отметил, что у того по-детски виновато кривятся губы.
— Это надо уметь! — вроде бы с удивлением, но добродушно произнес Дым. Макаров не поверил в искренность его тона — по спине прошмыгнул холодок. Дым продолжал: — Попали в штопор. И когда поняли это?
— Сразу...
— Сколько сделали витков?
— Шесть... Нет, наверное, все-таки восемь...
— Я насчитал шесть.
— Я специально накинул. Думал так: пока сообразил, что к чему, пару раз кувыркнулся. Выходит, чистого штопора у меня шесть витков,— уже веселее сказал Макаров
Дым внимательно смотрел на самолеты, выстроившие в ряд на заправочной, изредка бросал взгляды на летуна. Казалось, чего-то не успел в нем рассмотреть. На самом деле, непосредственность и редкая трезвость суждений о собственных действиях в ответственный момент, обнаруженные Макаровым, привлекли внимание даже такого аса, как командир полка. Не растерялся человек, все помнит. А это и нужно настоящему истребителю.
— Вы теперь профессор по штопору,— с улыбкой сказал Дым.
— Так точно!
Дым кивнул летчику и поднялся на пульт. Оттуда долетал вниз его голос. Командир полка проверял, как подготовлены машины к очередному полету, а вскоре и сам появился на лестнице с планшетом и шлемофоном.
— Надо выполнить командирское упражнение,— усмехнулся он, и Смирин понял, что сейчас в воздухе начнется самое интересное.
Дым сел в машину и помчался на заправочную. Немного погодя от могучего гула содрогнулась земля: одна за другой эскадрильи пошли на взлет. Смирин обнял Макарова эа плечо: одновременный взлет множества самолетов всегда волновал его. Он не мог оставаться равнодушным, когда полк выходил на старт, и всегда с каким-то душевным подъемом провожал его в воздух.
На аэродроме давно установилась тишина, стартер задумчиво похаживал около "Т", а они, летчик и врач, все стояли и глядели в прозрачную голубизну неба.
— Уже не видать наших...— вывел Смирина из состояния приподнятости голос Макарова.
— Спокойно, Саша.
— Да куда уж спокойнее, доктор... Все там,— показал Макаров пальцем ввысь,— а я на земельке стою. Когда же наконец от нее, родимой, оторвусь?
— Главное — спокойствие и выдержка. Теперь уж ваши полеты никуда не денутся, ясно?
Доверчивые глаза Макарова засветились радостью. 0н коснулся руки Смирина.
— Куда бы лучше себя чувствовал, если б Дым обругал. А то — руку пожал. Как это понимать?
— Дым знает, что делает. Не нам его учить. Кому из летчиков после полета он пожал, как вам, руку? Даже Анутюнову делал замечания.
— Поспешил, и вот тебе...— Макаров рукою в воздухе изобразил штопор.— Зато теперь мне ничего не страшно.— Он помолчал, размышляя.— Скажу вам по секрету: если б самолет сделал ещё несколько витков, я не способен был бы не только что-нибудь делать, но и соображать вообще. И так ведь... Командир кричит, что делать, я собрал силы и вырвался из штопора. По гроб жизни обязан полковнику Дыму...— Макаров помотал головой от нахлынувших чувств.— Пойду к старшему инженеру,— сказал он, увидев, что его самолет уже прибуксировали на стоянки эскадрильи.