Кудлач выпустил пуговицу и, широко ставя ноги, пошел своей дорогой. На душе осталась мерзкая опустошенность, он не мог вспомнить, куда шел,
А Петровский после встречи с Кудлачем направился мимо штаба домой. Дневальный по штабу окликнул его:
— Вас вызывает командир полка.
Петровский лихо переступил порог кабинета.
— По вашему...
Дым махнул рукой: не надо рапортовать.
— Садитесь.
Петровский настороженно посмотрел на командира. Снял шапку, положил на стол, сел. Черные кудрявые волосы делали его голову похожей на шар. Большие серые глаза смотрели выжидающе.
— Рассказывайте,— предложил Дым.
— Что вас интересует?
— О радиосвязи мы поговорим в служебное время. Давайте о личном...
Легкий румянец на лице инженера заметно потемнел.
— Что у вас с Кудлачем?
Петровский заерзал на стуле. Дым рассчитывал, что сейчас пойдет открытый задушевный разговор, человек расскажет все как на духу. Инженер между тем встал.
— Вы спрашиваете, что у нас с Кудлачем...— взволнованно начал он и вдруг совершенно успокоился.— Ровным- счетом ничего.
— Как это?
— Да вот так.
— Капитан Кудлач живет в гостинице...
— Неужели вы думаете, если кто-то оставил дом и где-то там живет, то в этом виноват непременно я?
— Обождите.— Что-то не узнавал Дым своего офицера.— Как прикажете вас понимать?
— Я никакого отношения к Кудлачу не имею...
— А к его жене?
— К Марине? — Петровский слегка побледнел и тут же раздумчиво проговорил: — Дело, о котором идет речь, лежит, кажется, за пределами компетенции командира полка...
— Ну-ну, дальше!
— Это область интимной жизни, и команд "направо", "налево" она не воспринимает. Тут чувства, сердце...
— Как бы посмеялись над вашими словами в академии, откуда вы недавно приехали! Когда я давал такие команды? Если же не философствовать, а раскрыть устав, то там черным по белому написано, что за личную жизнь офицеров я отвечаю так же, как и за летную работу. Ясно?
— Так точно!
— Вот и рассказывайте.
Петровский испытывал неловкость от того, что так неудачно начал разговор.
— И с Мариной у меня ничего нет. Когда-то была дружба, пожалуй, даже ухаживал...
— А потом?
— Уехал в академию, а она вышла замуж. Так что все у нас в далеком прошлом...
— И поэтому надо с ночных полетов приезжать в городок, хвастать перед шофером, чтобы слышал солдат...— укоряюще посмотрел Дым на инженера.
"Вон оно что! — немало был удивлен Петровский.— Так бы сразу и сказали. Совсем иной получился бы разговор..."
— Было что-то такое, да ведь это чепуха, треп...
— А встречи возле стадиона?
— Единственный раз, да и то случайно. Постояли, посмеялись...
Дым порывисто поднялся из-за стола:
— Что еще скажете?
— Ничего...— Петровский почувствовал, как горят у него уши.
— Запутались, как мальчишки... Не умеете жить. А пора поучиться у бывшего солдата Чуба. Он в этом отношении выше вас, инженера. Ясно?
— Да я же Кудлачу прямо и сказал,— вырвалось у инженера.
11
Ахтану в лазарет позвонил дежурный по части:
— Вам телеграмма...
— Откуда? — Ахтан не узнал своего голоса, откашлялся.
На линию врывались посторонние эвуки, что-то сухо потрескивало. И вот снова голос дежурного:
— Из Ленинграда.
— Я скоро приду.— Ахтан положил трубку.
Какое-то время постоял у телефона. Телеграмма, скорее всего, от жены. Но чего она хочет? Денег? Так он же отдал ей большую половину получки. Пускай он один, да жить-то нужно... Оставил себе самую малость.
В штабе прочел телеграмму и от неожиданности даже изменился в лице.
"Встречай... Едет уже!" Он огляделся и стал прикидывать, когда приходит поезд.
Дежурный по части заметил взволнованность врача.
— Не подумайте, что задержали. Как только принесли телеграмму, я сразу позвонил...
— Я к вам ничего не имею,— ответил Ахтан.
Времени оставалось в обрез. Шел по городку на станцию и думал: вот и хорошо, что приезжает жена. Он будет не один, появятся хлопоты по хозяйству, и время будет занимать не только лазарет. Хоть какая-то личная жизнь.
Но с другой стороны, приедет Муся, возьмет его в руки, начнет командовать. А так хотелось немного пожить наедине с самим собой, привести в порядок мысли, отдохнуть.
За ельником послышался гудок паровоза. Ахтан прибавил шагу, обежал последний вагон светло-зеленого поезда и помчался по перрону. Успел в самый раз.