— На реке, товарищ полковник...
Внизу стукнуло об уключину весло, и летчики увидели старика, показавшегося на лодке из-за обрывистого берега.
— Доброго здоровья! — шагнул навстречу лодке Дым.— Рыбку ловили?
Лодка пристала к берегу. Ее хозяин твердо ступил на желтый песок.
— Хадил на тот вон гай,— кивнул на березовую рощу старик.— Там у нас стожок сена стоит.
— Не управились вовремя забрать? — поинтересовался Макаров.
Старик с укором посмотрел па лейтенанта.
— Нарочно оставили. Спадет вода, подсохнет дорога — и пахучее, как чай, сенцо привезем в бригаду. На посевную...
Приземистый и крепкий, как дуб, старик широким жестом разгладил рыжеватые усы, закурил папироску.
— Эх, поплавать бы малость на вашей посудине! — сказал Макаров, рассматривая лодку.
— Не посудина, а самая что ни есть лодка. Вот этими руками делал...
— Теперь вижу, что лодка.
— Так садитесь, можете пройти до того леска, а я покурю,— смягчился старик.
Сели в лодку. Макаров на нос, а Дым разобрал весла. Старик оттолкнул плоскодонку от берега.
Ритмично взлетали весла, и на их концах в каплях воды вспыхивали радуги.
— Ну, отведем душу! — налегал на весла Дым.— Детство вспомним... А знаете, мой отец был лесником. Хата стояла на берегу речки. И вот почти такой же вид был.— Он опустил правое весло, показал на лесок, к которому они приближались.— Такой в точности гай шумел у нас под окном. А березовый сок!..
Голые березовые косы проплыли у Дыма над головой, с берега дохнуло теплом и запахом мха. Дым повернул назад и пустил лодку по течению.
— Как подрос, меня забрал в Минск дядька-железнодорожник. Там окончил среднюю школу и шесть классов музыкальной. Мне советовали кончать музыкальную и идти в консерваторию. Говорили, есть способности. А я пошел в аэроклуб, потом в авиационное училище и вот стал командиром полка...
Лодка прошуршала днищем по песку. Старик схватился за цепь, подтянул ее. Дым вышел на берег.
— Вам в какую сторону? — спросил у старика, обматывавшего цепь вокруг ольхового пня.
— Я из Ковалей...
— Подвезу.
Дым шагал рядом со стариком и все время оглядывался на берег.
— Летом приезжайте сюда. Любота! — приглашал старик, усаживаясь в машину рядом с Дымом.— Тьма грибов, рыбы...
Не успел старик рассказать, чем еще богаты их места, как справа от шоссе показалась деревня Ковали. Старик вышел из машины.
— Зайдемте ко мне. Во-он крайняя хата...
— Как-нибудь в другой раз.
— Тогда бывайте здоровы!..
В военном городке Дым остановился возле своего дома.
— Вот теперь уж зайдем.— Отомкнул дверь, вошел в прихожую, повесил куртку на вешалку.— Моих никого нет. Дочь у бабушки, жена в школе...
— Беспокойная работа у вашей жены. Учительницей еще куда ни шло: отчитал свое и домой. А директору...
— Любит школу.
— Тогда другое дело.
— А у вас когда будет жена? — полюбопытствовал Дым, когда вошли в большую, но уютную комнату.
— Сперва чего-то надо добиться в жизни, встать на ноги, тогда уж...
Дым постоял у книжных полок, занимавших целую стену, затем сел на диван. Пожаловался, что не успевает прочитывать все статьи в авиационном журнале.
— Я последний номер от корки до корки прочел,— сказал Макаров.— Один майор написал о путях развития авиации...
— И что же?
— Он пишет, что звуковой барьер преодолен и скорости невероятно растут. Возможности же человеческого организма неизменны. Полагает, что в будущем развитии истребительной авиации должно остановиться. Статья дискуссионная...
— А вы как думаете?
— Я хочу как следует овладеть современной техникой, а что будет дальше — разберемся,— ответил Макаров.
Дым увидел, что у летчика и по дискуссионным вопросам есть собственное трезвое мнение. Неудачный полет в зону не сломил его воли. А у Дыма были опасения, как бы Макаров не разочаровался, не потерял веры в свои силы. Все эти дни он наблюдал за лейтенантом.
— Мы должны летать и летать,— сказал ему Дым, как равному,— совершенствовать свое мастерство...
— Понимаю...
Дым встал, кивнул на пианино:
— Музыку любите?
Поднял блестящую крышку и заиграл. Непонятная, но величавая музыка заполнила комнату. На душе от нее становилось просторно и радостно.
— Это Бах,— положил руки на колени командир.— Дело было в День Победы,— стал он вспоминать.— Я пошел с аэродрома в город. На центральной улице бомба угодила в магазин музыкальных инструментов, наполовину разрушила здание. А одно пианино воздушной волной вышвырнуло на самую улицу. Я сел на снарядный ящик — валялся там неподалеку. Попробовал клавиши. Начал играть и забыл обо всем. Потом поднял голову — а на меня уставилось много-много серых удивленных глаз. Пленные немцы, заросшие, грязные. Они шли колонной, услыхали музыку на улице и остановились. Мне кажется, их больше всего удивило, что советский летчик умеет играть на пианино. "Это Бах!" — крикнул я им. И по всей улице прокатилось горловыми низкими голосами: "Бах! Унзер Бах!"