Солнце высоко стояло над городком. Чистое небо медленно затягивалось тонкой дымкой. Едва заметно трепетала еще липкая и нежная листва тополей. Было тепло и празднично.
Смирин, щурясь на солнце, следил за ласточками, лепившими под стрехой гнездо. В повадке ласточек было что-то от стремительного полета истребителей.
— Что вы там увидели, Николай Иванович?
С тротуара к барокамере свернула Вера. Она вся так и светилась радостью. Подошла, проследила за взглядом Смирина. Догадавшись, что так занимает врача, легонько коснулась его руки.
— Ловко работают,— взглянул он на Веру.— Смотрите...
— И торопятся.
Смирин теперь уже смотрел не на гнездо, а только на Веру.
— До чего же расцвели вы сегодня...
— Весна, Николай Иванович. Пора свершения мечтаний и надежд, как сказал поэт.
Верины глаза искрились озорством, на свежем лице играла добрая улыбка, отчего на щеках четче обозначились милые детские ямочки.
— Куда собрались? — заглянула она в лицо врачу.
— Схожу к командиру и — в дорогу.
— В дорогу? — даже испугалась Вера.
— Искать свою судьбу...
Вера, вздохнув, отвела взгляд.
— А я подумала... Боже, что я подумала!
Она опять смотрела прямо в глаза Смирину. Красивой гибкой рукой поправила вьющиеся волосы, откинула голову, как бы говоря: вот я какая, смотри!
Николай Иванович, скрывая смущение, отступил на шаг. У него перехватило дух. "Чего ты ищешь? Вот она, твоя судьба!" — слышался ему шепот-искушение. Боролся в собою, силясь отыскать в Вере хоть малейшее несовершенство, и не мог. Сердце его зашлось от восторга. Как и не было бессонной ночи, перегрузок в барокамере. Словно переливалась в него свежесть этого весеннего утра...
На улице затормозила машина. Из нее вышел моложавый полковник, быстро направился к Смирину. Обхватил его за плечи, сжал изо всех сил.
— Хмарук! — радостно вырвалось у Смирина.
— А мне в лазарете говорят — Смирин был... Постойте, думаю, да это ж, поди, тот самый... Еду и смотрю: ты или не ты? Дай, думаю, подойду. Где ж ты служишь, мой майор? Ты врач?
Николай Иванович кивнул и поспешил представить Веру:
— Прошу знакомиться: наша медицинская сестра...
Полковник Хмарук учтиво пожал Вере руку, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле вместе с дыханием. Наконец проговорил, поправляя шапку с золотым крабом:
— А я приехал на место Матуля.
— Здорово! — выдохнул Смирин.
— Окончил академию — и прямо сюда...
— А Матуль не дождался и уехал.
Только сейчас полковник осмелился открыто взглянуть на Веру.
— Войну начинали вместе с доктором,— сказал он.— И потом на фронте частенько встречались. Да-а...
— Мне кажется, все это было вчера,— вставил Смирин.
— Время бежит быстро. Семь лет пролетело...
Хмарук раздался вширь, но не потерял прежней стройности и подвижности. Выправка безупречная, грудь что колокол. На куртке — золотая звезда Героя, а ниже в шесть рядов орденские планки.
— Все еще летаем?
— Иначе не представляю себе службы в армии. Только в воздухе! А сейчас еду от Дыма...
— Как он? — поинтересовалась Вера.— Я уже четыре часа его не видела. Сменилась с дежурства...
Хмарук раавел руками:
— В его положении... Словом, лежит... Ты куда сейчас? — спросил у Смирина.
— Куда может идти врач? Известно, в лазарет...
— Живу я в гостинице, здесь же, в городке. Условимся так: заходи вечером. И вас приглашаю в мою келью,— с легким поклоном сказал Хмарук Вере.— Я еду в горком партии. А вы далеко?
— В город выбралась...
— Я подвезу вас.— Хмарук не стал прощаться со Смириным, остановившись у машины, еще раз напомнил: — Вечером жду.
Хмарук уехал с Верой, а Смирин по дороге в лазарет то улыбался, то делался задумчивым и серьезным. Был рад, что встретил фронтового друга, но помнил и о своем. Надо ехать, сколько можно откладывать...
В комнате дежурного врача набросил на плечи халат, вошел в палату Дыма. Командир лежал с книжкой в руке, услыхав шаги, хотел было сесть.
— Не вставайте. Не ахти какой начальник явился,— с улыбкой сказал Смирин.
— Для меня теперь самый главный,— в свою очередь отшутился Дым.
Смирин откинул простыню с ног полковника, пальцем постучал по гипсу.
— Высох. Аж гудит! Нигде не жмет?
- Нет.— Дым все-таки сел, дотянулся рукою до пятки, потрогал изогнутую железную полоску.— Стремя у меня, как у заправского кавалериста.— Оба рассмеялись.— Садитесь, рассказывайте, о чем народ толкует.
— Телефон в штабе не умолкает. Все беспокоятся, поздравляют,— сказал Смирин.— Все соединение...