— Я вспоминала Беларусь, когда работала в Климе, на востоке и в Средней Азии. Мне снился шум наших лесов, партизанские походы снились, блокады и бои. А Минск представлялся совсем не таким...
Они прошли мимо густых молодых посадок. Справа безмолвной светлой скалой глыбился театр оперы и балета. Шум проспекта сюда не долетал, и они могли отдаться своим мыслям.
У входа в училище их приветствовал суворовец. Подтянутый, стройный, краснощекий. Придерживая левой рукой шашку в ножнах, он слегка наклонился к Алесе, внимательно выслушал ее. Попросил минутку обождать и четким шагом пошел по коридору налево.В просторном вестибюле Смирин осмотрелся. На голубых мраморных колоннах красовались фрески в строгом военном стиле. Тут были перекрещенные знамена, мечи, автоматы. На второй этаж вела широкая трехмаршевая лестница, покрытая красной дорожкой. В нише во весь рост, в ботфортах, с крестами и другими регалиями на груди, с обнаженной шпагой в руке стоял Суворов. Смирину невольно вспомнилась академия, где он учился.
Вскоре в вестибюль вышел молодой капитан с повязкой дежурного на рукаве. Он представился Смирину, познакомился с Алесей и предложил следовать за ним. Вошли в комнату для посетителей.
— Хорошо, что сегодня приехали. Завтра утром наши суворовцы выезжают в лагеря. Сейчас позову вашего сына,— сказал капитан и вышел.
Смирин взволнованно ходил по комнате. Постоял перед картиной "Переход Суворова через Альпы", перевел взгляд на Алесю...
В коридоре послышались шаги, и вошел рослый суворовец. На секунду задержался у порога, козырнул Смирину.
— Мама! — бросился к Алесе, обнял ее, поцеловал.— Я ждал тебя позже. Ты же писала... А вчера смотрел по карте и не верил: как далеко ты от меня...
— Раньше, когда ты был на Волге...
— Перевели. И не жалею, мама. Ты самолетом летела? — Василь задавал вопросы и, не дожидаясь ответа, говорил и говорил сам. На майора медицинской службы у окна — ноль внимания.— Экзамены сдал на пятерки. Завтра — в лагерь.
Алеся гладила стриженую голову сына и не могла на него наглядеться. Казалось, она тоже забыла, что в комнате есть кто-то третий.
Сколько пережил мальчонка за войну, за блокаду в партизанском краю, сколько вынес горя! Порою Алесе казалось, что он не выдержит. Да вот же все одолел, вырос и такой теперь красавец.
Все в нем отцовское — и нос, и глаза, и это продолговатое лицо. Даже взгляд как у отца. Только вот несколько веснушек у переносицы... Это уже из их рода, от деда.
— А ты здоров, сынок?
— Еще как здоров, мама. Как переехал сюда, ни разу не болел. А поедем в лагерь, будем купаться, в походы ходить...
На Василе новая отглаженная форма —гимнастерка, брюки с красными лампасами. Погоны с желтыми трафаретами училища аккуратно лежат на плечах. Подворотничок скромной белой полоской. Пряжка на животе так и жжет.
— А как твое, мама, здоровье?
— Ничего, сынок, все хорошо.
— Здесь же недалеко где-то жил наш дед. Съездить бы на каникулы! А куда поедешь — ни деда, ни деревни... — лицо Василя посуровело.
— А папу ты вспоминал, сынок?
— Раньше я почему-то думал, что папа мой — кавалерист генерала Доватора. Потом — что танкист у маршала Ротмистрова. А еще артиллеристом снился. Жаль, что у тебя не сохранилось его фотографии...
Больше Смирин не мог выдержать.
— Василь, сынок!..
Василь отстранился от матери, ошарашенно посмотрел на майора, вопрошающе — на мать. Смирин бросился к нему, оторвал от пола, принялся целовать.
— Вот таким тебя оставил,— показал рукой,— а тут, гляжу, солдат...
— Мама... правда?
— Конечно, сынок! Папка наш...— кивнула Алеся, любовно глядя на них обоих.
Такой счастливой Василь не видел мать никогда. И в его душе словно буря пронеслась. Все, что за эти годы улеглось в ней, в одииый миг рухнуло. Он не помнил отца, не знал его ласки. Ему говорили, что отец погиб на фронте в первый же день войны. И сама мать говорила, а тут...
— Наш папка нашел нас,— сказала Алеся.
Василь несмело потянулся к отцу, обнял за шею. А тот все прижимал его к груди, целовал...
— Отпусти его, Коля. Давайте сядем.— Алеся повела их к дивану. Сели. Василь — посередине.
Разговорам не было конца. Перебивали друг дружку, смеялись.
— Где ты, папа, служишь? — спрашивал Василь.
— В авиации.
— А в каком гарнизоне?
— Недалеко тут...
Василь так и светился от радости. Льнул к отцу, закладывал его сильную руку себе на шею, нежно поглядывал на мать.