— Любовь с первого взгляда. Говорят, она очень крепкая — на всю жизнь.— Алеся лукаво взглянула на мужа.— Сам припомни... Был на учениях, зашел в амбулаторию, поговорили, а через две недели сыграли свадьбу.
— Так это ж мы, милая.
— И вот скоро серебро на висках появится, а я никогда и не подумала о другом.
— Спасибо. И ты у меня единственная. А серебро... Это признак зрелости. Нам еще в жизни многое надо сделать...
23
Полеты начались по плану. Поднялись две эскадрильи, выполнили все, что требовалось по плановой таблице, и самолеты парами, одна за другой, сели на аэродром.
Когда стала выруливать очередная группа, на фонари самолетов упали редкие крупные капли.
Тучи обложили аэродром со всех сторон, и в единый миг бетонка и рулежные дорожки заблестели светлым лаком. На глазах густел туман — немного погодя с командного пульта уже не видно было стоянок самолетов.
Майор Капустин долго всматривался в окно. Потом глянул на Зверева, сидевшего рядом, и приказал в микрофон выруливавшей группе:
— Выключить двигатели!
Это означало, что полетов больше не будет.
Смирин на санитарной машине приехал в городок, хотел было пойти домой, но его остановил посыльный из штаба соединения:
— Товарищ майор, вас вызывает полковник Астахов.
Выйдя на городскую площадь, он заметил "Победу" Астахова — полковник поехал домой. "Что делать? Не бежать же вдогонку". Смирин постоял, подумал и, пока суть да дело, решил зайти в штаб своего полка.
На крыльце его встретил разгоряченный начальник строевой части:
— Что тут было! Все так кричали на меня...
— Ну, я-то не собираюсь на вас кричать,— успокоил его Смирин и поправил на плече начстроя погон.
— Были, ваш Сорочин и этот маленький врач...
— Ахтан?
— Ага. Чуть не разорвали. А я что — виноват? Приехал старшина и привез из госпиталя знаете что?..
Они прошли в кабинет, и начстрой подал Смирину бумагу. В ней сообщалось, что солдат Корженевич лечился в госпитале десять дней с диагнозом "грипп" и выписан в часть с отпуском на четырнадцать дней...
— А тут, считай, полтора месяца нет человека,— сказал начстрой.— Твердохвалов звонил в штаб соединения, и там все зашевелились. Что будет?
— Спокойно.—Смирин вышел из штаба.
Он побывал в медпункте, захватил амбулаторный журнал, затем направился в лазарет и там взял историю болезни солдата Корженевича. "Драться так драться... Не голыми руками".
Пересёк площадь. Шел не спеша, загляделся на каштаны, выстроившиеся в две шеренги до самого стадиона, и незаметно очутился у штаба соединения.
— На вас глядя, можно подумать, что не полковник вас вызывал, а вы его,— ехидно заметил Сорочин, стоявший у колонны.
— Полковник поехал домой, и мне некуда спешить,— спокойно ответил Смирин.
— Прошу ко мне,— бросил Сорочин и направился в штаб.
Кабинет Сорочина был на первом этаже — длинная и узкая комната с одним окном во всю стену. У окна стояли маленький столик и стул.
Сорочин тромыхнул этим стулом:
— Садитесь.
Смирин огляделся: если он сядет, то начальнику придется стоять.
— Вы сами садитесь,— сказал он и сел на подоконник.
Сорочин остался стоять. После паузы он заговорил об обязанностях полкового врача. Не жалел слов, не выбирал выражений и горячился все больше и больше:
— Такого бездушного отношения к солдатам,— подчеркиваю: к больным солдатам! — я нигде не видел. Вы не знаете, где находится ваш солдат на протяжении двух месяцев...
— Полутора месяцев.
— Пускай полутора. Так что же, этого мало? А когда вас вызывают, вы идете, как на прогулку... Надо бегать по служебным делам. Бегать! Понимаете?
Сорочин наконец-то посмотрел на Смирина. Тот сидел на подоконнике и покачивал ногой, будто слушал не указания начальника, а, скажем, веселую музыку.
— Вы могли поинтересоваться, в каком состоянии находится в госпитале ваш больной солдат Корженевич? — не выдержал Сорочин.
— А вы могли узнать, подтвердился ли ваш диагноз у этого солдата? — парировал Смирин.
Сорочин промолчал. Он собирался с мыслями.
— В конце концов, сами могли поехать в госпиталь. Зачем посылали старшину? Разъезжать по своим делам у вас нашлось время...
Смирина как ветром сдуло с подоконника — грохнул сапогами об пол. Сорочин отскочил к двери, распахнул ее. Лицо передернулось от страха.
Смирин понял его, успокаивающе поднял руку:
— Не бойтесь. — Возвратился к окну и тихо, раздельно заговорил: — Вы много раз ездили в госпиталь? Вы интересовались, как там лечат офицеров, солдат? Полковой врач на аэродроме днюет и ночует. И у вас повернулся язык спросить насчет поездок! Поехать? Да ради бога, хоть сейчас. Но вы, вероятно, забыли, как в прошлом году отпускали меня в госпиталь проведать больного летчика Зебрина? Сколько упирались! А почему? Да потому, что боитесь ответственности: а вдруг тут что-нибудь произойдет. Вот в чем дело!