- Эптон Билл Синклер - американский писатель.
- Вот это я понимаю! Я думаю, все мужчины должны думать подобным образом.
- Все - не все, но влюбленные точно! Лера, я хочу подарить тебе этот кулон, - он переложил его из своей руки к ней на живот. Девушка открыла глаза и, сощурившись от яркого солнца, взяла его в руки и, сев, заговорила.
- Ваня, я не могу его принять. Во-первых, меня не поймут дома, во-вторых, он мне великоват, в-третьих, он больше смахивает на оберег, нежели на ювелирное украшение. А это значит, что он предназначен для тебя. Извини, но я не приму его.
- Ага, я все понял, - как-то задумчиво сказал Иван. И добавил, надевая кулон на шею. - Ладно, не хочешь, как хочешь.
После небольшой паузы Лера задала вопрос:
- Скажи мне, только честно. Насколько серьезно я могу воспринимать твое отношение ко мне?
Иван крутил в руках солнечные очки и, подняв голову, нежно улыбнулся.
- Ты все еще боишься?
- Не то что бы. Но хотелось бы знать, к чему готовить сердце.
- Малыш, мне уже далеко за двадцать, у меня достаточно большой опыт и послужной список побед среди женщин. Но ни одна из них не становилась мне так дорога за столь короткий промежуток времени. Я понимаю, что прошло слишком мало времени. И, возможно, я тороплюсь, делая столь серьезные выводы. Но чувства, которые во мне сейчас живут по отношению к тебе... Они чище, ярче, более трепетные и более сильные, чем когда-либо в моей жизни. Даже первая любовь уступает во многом этим чувствам. Конечно, возможно, что это какие-то возрастные реакции организма. Возможно, чем старше мы становимся, тем сильнее начинаем чувствовать. Даже если это так, то могу сказать только одно. С каждым днем я становлюсь старше и в конце моего жизненного пути я умру от всепоглощающей любви к тебе.
Лерка смотрела, внимательно изучая его мимику, потом, улыбнувшись тихо сказала:
- Ты, случайно, книжек не пробовал писать? У тебя должно неплохо получиться.
Иван широко ей улыбнулся и, прищурив один глаз, сознался.
- Вообще-то, ты права. Я пишу, только не книги.
Девушка вытаращила на него глаза.
- А что?
- Я поэт-песенник. Только никому не выдавай мою тайну, ладно? А за хорошее хранение моего секрета я тебе как-нибудь спою. Хорошо?
- Ладно, буду молчать. А сколько тебе лет? А то наводишь критику на свою старость. Может, мне стоит задуматься?
- А как ты думаешь?
- Ну, я же спрашиваю не затем, чтоб гадать о твоем возрасте.
- А я спрашиваю, чтоб не шокировать.
- Ну, думаю, лет на десять ты меня старше. Может, чуть больше, а пожалуй, где-то порядка тридцати.
- Значит, я неплохо сохранился. Мне тридцать шесть.
У девушки округлились глаза, в которых было заметно не только удивление, но и испуг.
- Сколько?!!! Тридцать шесть?! Мама дорогая! Да он почти твой ровесник! Я в шоке! Не может быть! Ты врешь?! - Иван отрицательно покачал головой. – Вот это я попала! - она откинулась на спину и закрыла лицо руками. – Дура! Какая же я дура! Тридцать шесть! - продолжала она повторять цифру, а Иван просто молча наблюдал за ее действиями. - Ты стар, как калоши моей бабушки! - все еще сокрушалась девушка.