– Что здесь происходит! – громко спросил подпоручик.
Некоторое время длилось молчание. Казаки растерялись.
– Ничего! Вот большевичку поймали, – пояснил тот, что руководил.
– А сейчас что делаете? В свою веру ее из большевизма обращаете? Встать! – крикнул Роман, выхватив пистолет.
– Ей же всё равно подыхать, господин офицер!
– Подыхать ей или нет, не тебе и не здесь решать! Отойти от оружия!
Семёновцы нехотя отступили от лежавших на земле карабинов.
– Дальше! – Федорахин, взведя курок, направил наган в лоб ближе всех стоявшего к оружию казака.
Те ещё сделали несколько шагов, и тогда Роман взял один из карабинов и тоже взвёл курок. В это время появился пожилой вахмистр, чем-то напомнивший Федорахину тестя. Тот, подойдя, взялся было за эфес шашки, но Роман предупредил:
– Спокойно, вахмистр! Я первый успею.
– А что случилось-то, вашбродь? – вопросил в свою очередь пришедший.
– А вы не видите, вахмистр?! Ваши подчинённые путём изнасилования женщину в свою веру обращают! Развяжите женщину да помогите ей одеться! – приказал подпоручик.
– Она большевичка! – начал опять оправдываться один из казаков.
– Это ты зря, офицер! Это не мои подчиненные, а какие-то нехристи! Какой станицы будете? – развязывая женщину, обратился пожилой казак к стоящим под карабином семёновцам.
– Заиграевской, – гнусавя, откликнулся рябоватый казак.
– То-то же, не нашей! Вас в церкви крестили? Что же вы делаете, подлецы?! Недоумки! – ругался вахмистр.
Вскоре женщина, поставленная на ноги, надела изорванное платье, грязную кофту и помятую юбку. Роман три раза выстрелил вверх. Тотчас же со станции на выстрелы прибежали солдаты комендантской команды.
– Кто из старших чинов есть на станции? – спросил солдат Федорахин.
– Генерал Смолин со штабом, – ответил унтер-офицер.
– Руки этим связать – и к генералу!
– Может, лучше к нашему, к казачьему начальству? – спросил вахмистр.
– Нет! – отрезал Роман. – Вы тоже идёте с нами для показаний! И вы! – сказал он пошатывающейся женщине, ещё не пришедшей в себя.
Солдаты, во главе с унтер-офицером подвели их к одному из классных вагонов, стоявших на станции. После разрешения войти Федорахин, отдав честь, рассказал о происшествии. Генерал, сопровождаемый штабс-капитаном, вышел из вагона, осмотрел, троих арестованных и сделал своё заключение:
– Следствие и полевой суд тут не нужен! Мерзавцы налицо! Всех по законам военного времени! Подпоручик, выполняйте!
– Что, мне их расстреливать?! – удивлённо спросил Роман.
– Зачем же! Назначьте расстрельную команду – и вперёд!
– Слушаюсь! Ты! – ткнул он в грудь унтер-офицера, командовавшего солдатами комендантской команды. – И вы! – указал Федорахин на двоих солдат. – Выполнять!
И семёновцев повели за станционные постройки.
– Женщину передайте в местную комендатуру! Пусть разберутся! – приказал штабс-капитан унтер-офицеру.
– А вас я, подпоручик, как будто где-то видел? – спросил генерал.
И Роман рассказал, начиная с момента их первой встречи в Алапаевске, где и когда пересекались их дороги.
– Так это я тебя за бои в ледяном походе производил в подпрапорщики?! – воскликнул Смолин. – Значит, снова на войну?!
– Да, – вздохнув, ответил Федорахин.
– Есть тут у меня одна мысль, мы обсудим её сейчас с начальником контрразведки! – указал Смолин кивком головы на штабс-капитана.
«Его я тоже где-то видел», – подумал Роман.
– До завтра вы свободны, вольно. Можете идти, – сказал Иннокентий Семёнович.
Когда Роман ушел, генерал, обращаясь к начальнику контрразведки, сказал:
– Завтра мне всё, что есть о подпоручике, на стол!
Роман отправился на квартиру, где остановился, и оставил коня. Но не прошёл и квартала, как увидел знакомую фигуру. Рыжеватые усы, круглое лицо, чёрные глаза, смугловатый цвет кожи – всё напоминало кого-то знакомого. Но из-за казачьей формы: шароваров с жёлтыми лампасами, гимнастёрки с накладными карманами и казачьей фуражки, – долго не мог узнать, встреченного казака с погонами подхорунжего. Подхорунжий тоже остановился, и уставился на Федорахина.
– Митрий, ты?!
Тот удивился не меньше Романа:
– Федорахин? Не может быть!
– Раз я стою перед тобой, значит, может, – усмехнулся Роман.
– Всякое могло быть! Но чтобы ты в белых, да ещё офицер! – продолжал удивляться Бучинин-младший.