Но Ян даже не обернулся и, не замечая вспыхнувшего позади возмущения, перебежал дорогу первой паре, громко хлопнул в ладони и крикнул на все гумно:
— Поддать жару!
Все знали, что это означает, и танцоры тотчас стали пятиться назад, обнимая девушек, стоявших возле, а танцорка из первой пары, вскинув на Яна радостный взор, легко, словно птица, порхнула к нему в объятья. Он, впервые обхватив ее стан, залился горячим румянцем и поднял к небу глаза. Потом, будто обезумев от гордости и счастья, взлетел над землей и, подняв руку кверху, а лицом склонившись к лицу Юстины, горделиво и шумно повел хоровод вокруг всего тока.
— Ну, хоть раз пятки зачесались, пустился в пляс! — заговорили в толпе.
А он встал возле музыкантов, остановил другие пары и чистым, прекрасным голосом запел во всю ширь полей:
Светит месяц… Ночку Ярко озаряет, Разлюбить дружочка — Силы не хватает.Песенка эта всколыхнула всех, особенно женщин. Они засмеялись и захлопали в ладоши от восторга. Дулся-дулся, но как повеселел, тут уж никто не мог его перещеголять, даже пан Ясмонт, хоть он и отлично танцовал, а еще того лучше говорил, зато петь совсем не умел. Однако первый дружка — то ли из самолюбия, то ли чтоб повеселить Ядвигу, которая надулась и шла рядом с ним, как неживая, — захотел отличиться и на этом поприще. Протанцовав несколько кругов, он тоже остановился, как вкопанный, и тоненьким дискантом, совсем не в лад краковяку, затянул:
Внешность женщины порой Вводит в заблужденье: Взгляд ее блестит слезой — В сердце нет волненья…Только зря он вздумал состязаться с Яном. Оказалось, что хвалиться ему решительно нечем: и песню он выбрал некстати и в слушателях вызвал удивление: как же это такой крупный мужчина мог извлечь из себя такой тонкий голосок? Зато черноволосый Осипович, подхватив синеокую Цецильку Станевскую, словно нарочно остановился перед ее матерью и запел немногим хуже Яна:
Около колодца Тропка лентой вьется… Мать, спрячь дочь-молодку — Украдут красотку!Тут и огромный Домунт, не отходивший от маленькой Семашко, грянул:
За рекой кукует Грустная кукушка… Тот дурак, кто ищет С приданым подружку!Но вот краковяк кончился, и другим, если б они и хотели, уже петь было некогда. И только Ян, первым затянувший песню, хоть и не во время — перед самым концом танца, еще раз запел коротко, но звонко:
Первая любовь нас За сердце хватает, Радостью и скорбью Сердце наполняет…Потом, будто перышко, закружил свою даму и, упав перед ней на колено, прижал ее руку к губам.
Собрался, было, первый дружка и в этом подражать Яну, но Ядвига вырвала у него руки и, не дожидаясь, чтобы он проводил ее к табурету или лавке, повернулась к нему спиной и вышла из гумна. С высоко вздымавшейся грудью и горящими гневом глазами она, словно буря, растолкала людей, настигая взглядом счастливую пару, выходившую в сад. Ее грозный и мрачный взор неотступно следовал за ними, и Ядвига отчетливо видела, как убранная рябиной голова панны, словно в блаженном забытьи, склонилась на плечо мужчины и как он, с пылающим лицом и веткой рябины в петлице серого кафтана, без устали ей что-то говорил…
Музыка перестала играть; молодежь, утомленная и возбужденная танцами, высыпала наружу. В чистом небе одна за другой угасали звезды; за крутым поворотом реки, словно поднимаясь из нее, всходила большая яркая луна. Закурив папиросы, многие пошли прогуляться по полю, но больше было таких, которые, отказавшись от удовольствия покурить, остались близ гумна и рассеялись парочками по саду и зеленой уличке.