Хозяин достал золотой браслет-цепочку. Увидев его, Ленин поморщился. Потом взял в руки и долго разглядывал.
Ломбардщик попятился к стене:
– Я тебя вспомнил. Мы говорили о тюряге. У тебя наколки… недавно откинулся.
– Пару месяцев назад. – Ленин не отрывал взгляд от браслета Шелли.
– Ну да, я спросил, как оно на воле, и ты сказал, что в крытку больше не вернешься. Понятное дело, говорю. Помнишь?
Изящная вещица разозлила Ленин. Как они, мать их за ногу, сцепляют крошечные звенья? Это ж какие руки надо иметь? Поди, не чета его граблям.
– Вот еще вспомнил! – не унимался толстяк. – Ты спрашивал про эту… ну, девицу, что сдала браслет.
Она шлюха, верно? Работала на черномазого, который в парке торгует наркотой. Ты его разыскал?
– Да. – Ленин отошел к витрине с пистолетами.
Воспрянувший хозяин все балаболил:
– Ну и как, забодяжил?
– М-да.
– Хорошая наркота? – обрадовался ломбардщик. – Прибалдел?
Ленин показал на девятимиллиметровый кольт:
– К этому есть патроны?
– He-а. Боеприпасов не держу.
Ленин глянул на локоть и заметил, что длинный рукав черной футболки пропитался кровью. Он досадливо сморщился и, подскочив к конторке, полоснул ножом. Защищаясь, хозяин вскинул руки, и клинок рассек ему ладонь.
– Ладно, ладно! – завопил толстяк. – Патроны в нижнем ящике!
Открыв ящик, он выложил на прилавок полную обойму и две коробки патронов.
– Отопри витрину.
Хозяин помешкал, но потом здоровой рукой отер лоб и открыл застекленный шкаф. Ленин взял пистолет, взвесил его на руке, повертел и прицелился в окно.
Толстяк зажимал кровоточащую рану. Ленин вогнал обойму в пистолет и поднял на ломбардщика взгляд, в котором промелькнуло нечто сродни жалости.
– Слушай, а чего ты майку-то не простирнул? – спросил он.
– Что?
– Майка, говорю, грязная.
Толстяк себя оглядел и с трудом сглотнул:
– Цапнул из бельевой корзины. Я люблю эту майку.
Ленин сгреб браслет. В подсветке витрины вспыхнули золотые звенья.
– Меня уже грабили, – сказал ломбардщик. – Не бойся, я даже не пикну. Я сам полгода отмотал. За мухлеж с чеками. Так что я все понимаю. Не сомневайся.
Лицо Ленин пошло красными пятнами.
– Почему ты заплатил ей гроши? Не мог по-честному?
Толстяк молчал, разинув рот.
– А что еще было? Что ты заставил ее сделать?
– Ничего… – Хозяин поперхнулся.
– Встань на колени.
Ломбардщик обмер:
– Мы же вроде как сладились… Я думал, все путем…
– На колени.
– Слушай, прости за твою бабу.
Ленин шевельнул стволом, и хозяин медленно опустился на колени. Взгляд его обежал комнату, словно в поиске хоть какой-нибудь лазейки или помощи. Ленин видел, как дрожит неряха, на коленях такой маленький, и чувствовал, что его самого знобит. Может, не надо? Постращать мужика – и хватит. Опа, квитанция так и осталась в кулаке. А мужику невдомек, что у него подбородок ходит ходуном. О чем он сейчас думает? А каково было Шелли? Наверняка он о чем-то сожалеет и что-то хотел бы изменить. Да нет, это зрелые мысли, а у сморчка сейчас одно детское желание – прижаться к мамочке или спрятаться под кровать. Про животное говорят: отмучилось. Наверное, в этом что-то есть. Жизнь – сплошное паскудство. И какая разница, хорошо ты поступаешь или плохо. Всякая жизнь когда-нибудь закончится.
Ленни поднял пистолет. Толстяк зажмурился и закрыл руками лицо.
– Господи! – взвыл он. – Что с тобой вчера стряслось-то?
7
– Это он.
Дюпри взял Каролину за плечо и подровнял тонкую пачку листов – на каждом шесть фотографий анфас и в профиль:
– Гляньте еще разок. Чтоб наверняка.
– Излишне. Это он.
– Поблажьте мне, – улыбнулся Дюпри.
Каролина просмотрела все распечатки и вновь отобрала второй лист. Потом щелкнула по фото и оттолкнулась от стола:
– Номер четыре, точно.
– Правильно, – сказал Спайви.
– Это не экзамен, – буркнул Дюпри.
Каролина отвела взгляд от снимков:
– Четвертый номер.
В углу допросной Спайви завозился со своей новой игрушкой – диктофоном, недавно заменившим всегдашний блокнот:
– Двадцать девятое апреля. Опознание по фото. В четвертом номере детектив Мейбри опознала человека, который двадцать восьмого апреля сбросил с моста Кевина Хэтча по прозвищу…
Дюпри стиснул ему пальцы, заставив отключить диктофон.
– Не надо, – сказал он. – Не смеши людей.
Спайви вышел из комнаты, что-то бормоча в микрофон.
– Вы уж извините. – Дюпри собрал распечатки и сел рядом с Каролиной, взглядом сверлившей дырку в столешнице. – Идею запустить мартышек в космос похерили, видимо, не зря.