— Вот именно, — повеселел Гитлер. — Вовремя вы мне, дорогой Фегелейн, напомнили… Это очень важно и своевременно!
Все обратили взгляд на фюрера, который после короткой паузы докончил:
— План «Буря» можно и нужно использовать в наших целях. Следует сделать все, чтобы этот план был оплачен польско-большевистской кровью. И в этом я вижу, господа, огромную пользу для рейха. Это не только чисто военный вопрос, это прежде всего вопрос политический, способный повлиять на все усиливающуюся связь западных государств с Россией. Поляки, борющиеся с большевиками! Понимаете? Ведь польское правительство в Лондоне все еще находится в союзе с Англией, хотя и разорвало договор с Россией… Пусть ставка сделает вывод, а также и вы, фельдмаршал Модель. Ни в коем случае нельзя допустить объединения польского национального движения с партизанским движением и советскими армиями, а особенно с этой дивизией Берлинга…
— Уже с армией, мой фюрер, — поправил Кейтель, беспомощно разведя руками.
— Армия? — Гитлер обвел взглядом присутствующих. — Это надо принять во внимание, фельдмаршал Модель. Это на вашем направлении фронта. Вам нельзя допустить каких-либо контактов бандитов из Армии Крайовой с большевиками. Ни в коем случае… Держать фронт, господин фельдмаршал, и уничтожать в тылу партизан, погасить этот пожар… Он угрожает не только войскам на фронте. Еще немного усилий, немного времени… — Гитлер говорил, нервно жестикулируя, шагая по толстому ковру, лежавшему на полу кабинета. — Наш план и новое оружие… Сотрем с лица земли их города. Только продержаться, еще немного, еще… Любой ценой, любой…
* * *Четыре мотора «кондора» шумели ровно и монотонно. Модель выглянул в окно: небо, усыпанное звездами, сливалось с темным и таинственным горизонтом.
Он отвел от окна утомленный взгляд. Голова была полна беспорядочных мыслей. Эта встреча с Гитлером в Бергхофе и зрелище, свидетелем которого он стал на улицах, а потом над Берлином, глубоко его взволновало.
Вновь назначенный фельдмаршал всегда признавал правоту Гитлера и безоговорочно поддерживал все его планы и стремления к тому, чтобы поставить другие народы на колени и сделать их рабами арийской расы. Во имя этого он вел своих солдат и сам шел туда, где подстерегала смерть. Он считал, что игра стоит свеч. Это убеждение он постоянно внушал и своим подчиненным — генералам и офицерам, велел так думать всем в подразделениях и частях. В академиях и на различных курсах усовершенствования Модель лично углубил разработку фашистской военной теории, а участие в сражениях обогатило его опыт штабиста и командира. Анализируя теперь нарисованную в Бергхофе фюрером картину будущих действий на востоке, он чувствовал, что слишком иного было во всем этом импровизации. Фельдмаршал хорошо знал, что импровизация в планировании боевых действий на фронте приводит к морю бесплодно пролитой крови и невозместимым потерям. Положение на фронте значительно отличалось от воображаемого Гитлером. Модель знал, что планы фюрера на лето этого года нелегко будет осуществить, если только… Ну конечно, если действительно новое оружие сотрет с лица земли вражеские города. «Выдержать, выдержать, любой ценой, любой… Это возместится, возместится, возместится…» Фельдмаршалу показалось, что эти слова скандируют моторы самолета.
Шум буквально ввинчивался ему в уши. Модель не привык к этому: на самолете летал по необходимости, предпочитая сидеть хоть в танке, но на земле. Обернувшись назад, в сером свете матовых лампочек Модель увидел несколько фигур, втиснутых в узкие сиденья. Все спали. Модель вспомнил, как, заняв места в самолете, они принялись что-то потягивать из плоских бутылок или пузатых фляжек. Он не сомневался, чем они были наполнены. Тогда Модель только с удовольствием усмехнулся: чувство страха перед смертью никому не чуждо. Теперь, на момент задумавшись, от тоже вынул плоскую бутылку из лежащего рядом на кресле портфеля, откупорил и поднес к губам.
Сидящий сзади адъютант зашевелился, как бы демонстрируя готовность исполнить пожелания своего шефа, а может быть, только хотел доказать, что не спит. Модель не обратил на него внимания, спрятал бутылку и, вытерев платком губы, погрузился в мягкое кресло.