Партизанам Гарды эта правда открывалась вместе с маршем на восток, к Припяти. Они услышали ее от офицеров 1-й армии Войска Польского. Для других отрядов Армии Крайовой это все было еще очень отдаленным и туманным. «Верхушка» Армии Крайовой не спешила делиться подобными известиями с партизанами — в основе простыми крестьянами и рабочими. А ведь эти вопросы имели для них такое же значение, как сама жизнь.
* * *Закончился очень короткий для партизан день. Заходящее солнце напоминало о приближающемся моменте выступления.
— Встать! — приказывают командиры советских и польских подразделений.
И опять глухое шлепание по лесу. Четвертая ночь подряд. Позади остались места дневных привалов: урочища Загимне, Буды, Карчаниха, болота Замоче… Каждую ночь партизаны шли по десять с лишним километров в духоте, перехватывающей дыхание, которая туманом парила над тенями людей. Они действительно походили на тени, эти измученные люди, проклинающие несносных комаров и голод, от которого подводило живот.
— С меня хватит!.. Я больше не могу.
— В глазах потемнело. О боже, я ничего не вижу.
— Родимые! Оставьте меня. Вам легче будет.
— Перестань хныкать! Ты не ребенок. Так с каждым может случиться.
— Братья! Есть… Хоть бы кроху хлеба…
— Эх, болван. Попал на сытых! Есть ему захотелось! Может, тебе ветчинки с кофейком?
— Успокойся! Не дразни, меня самого тошнит от голода.
— Мои кишки тоже пустые, но я ничего не говорю. Не жалуюсь, не ною, как этот недотепа.
— Хоть кроху!
— Все получили равные порции. Не надо было все сразу съедать. Следовало понемногу…
— Но ведь уже четвертые сутки!
— Какого черта ты подсчитываешь? Думай лучше о дивчине, как ты ее тискаешь в сарае… Или восхищайся небом над головой. Радуйся, что вообще жив и идешь к своим из этого ада…
— А может, у тебя есть что-нибудь?
— Парень! Возьми кусок сахара, пососи и не думай про еду.
— Благодарю тебя, Ваня, спасибо.
— Больше у тебя нет, дружок?
— Тише вы, болтуны! Хотите, чтобы швабы угостили нас свинцом?
— А чтоб их…
— Только бы через фронт!
— И что?
— Тогда ударим. Хватит играть в прятки. Подумай, сколько месяцев приказывали нам ждать!
— Это имело свой смысл.
— Смысл?
— Вот именно. Командиры предвидели и надеются…
— Надеются? На что?
— Что гитлеровцам удастся наконец остановить движение русских.
— А что творят оккупанты на родине!
— Дорогой! Пока Андерс вместе с англичанами и американцами доберется до Польши…
Далекий гул орудий эхом прокатился над болотами. Он доносился откуда-то с востока и все время нарастал.
Прислушивались с беспокойством и надеждой — с беспокойством, чтобы только не началось сейчас, когда они затерялись среди болот, и с надеждой, что, возможно, в нескольких километрах к западу проходит фронт… Однако далекий грохот умолк. Замерло его дрожащее эхо. Партизаны двинулись дальше, начались разговоры.
— Хорошо, что удалось вырваться из шацких лесов.
— О, там бы нас швабы всех до одного…
— Идем, чтобы бороться!
— Бороться надо. Но кто и как нас за это поблагодарит?
— Говорят об аграрной реформе.
— Дадут землю партизанам?
— Говорят также, что это большевики выдумали, чтобы посеять вражду в польском народе.
— Думаешь, наш граф отдаст землю?
— Эх, горе! Война еще продолжается, а ведь пули не выбирают…
— Ты прав. Самое главное — это тот берег Припяти…
Немного утихли. Вскоре громкий разговор раздался где-то впереди колонны. Остановились. Командир отряда забеспокоился.
— Что там делается во главе колонны? Подхорунжий Лешек, прошу проверить, и быстро!
— Слушаюсь, пан капитан!
Высокий мужчина исчезает в тени колонны, обходит сонных людей, спотыкается о корни и ноги лежащих партизан. Где-то впереди слышит проклятия, ругательства. Подходит туда.