— В этом мы скоро убедимся. Идем, — приказал подхорунжий. — Скоро будет светать.
Они скрылись в камышах. А потом шли по прогнившим кочкам, продирались через карликовые кусты, пробирались через трясину и болото, иногда выходили в заросли, которые были высотой не более взрослого человека. Наконец увидели полоску настоящего леса. Она проступила на фоне низкорослого кустарника. Ольховник сплетался с ивняком. Удивительно выглядели эти сплетения не то корней, не то ветвей. Разведчики продвигались, ориентируясь по компасу. Очень труден был этот поход: они проклинали все на свете, но шли, только бы подальше от линии фронта. Все были утомлены, но довольны. Самое худшее было позади. В походе подкреплялись сухой колбасой. Из полевых сумок доставали сухари, которые, несмотря на такую погоду, не намокли. У каждого была фляжка со спиртом. Отпивали по глотку, задыхаясь, но разогревал он превосходно.
К утру дождь перестал, тучи поплыли к западу. На небо выкатился огромный огненный шар. Промокшая одежда испаряла влагу и становилась легче.
— Эй, Алеша! Где же твои комары? — смеялся Жбик. — Очевидно, утонули?
— Подожди, только потеплеет — и они заедят тебя.
— Хорошо, что нам не продырявили кожу, когда мы шли через немецкие укрепления… Комары, Алеша, не страшны…
Время от времени где-то сбоку раздавался глухой рокот моторов. Это летели немецкие самолеты.
— Высматривают, все еще обшаривают, даже эти болота… Мало им, видно, крови, — цедил сквозь зубы Рысь. Он весь был в грязи, со лба стекали капли пота.
— Выискивают, говоришь? — Младший сержант Сережа остановился, всматриваясь в небо. Лицо его почернело, глаза покраснели от бессонной ночи. — Понимаешь, — медленно сказал он, — они хотят истребить нас всех до одного… Это люди, которым с детства прививалась ненависть ко всему славянскому…
— Столько наших погибло в шацких лесах и во время этой адской переправы, — вставил Жбик.
— Эх, это капля в море крови, которую выпустила из наших народов эта гитлеровская сволочь…
Где-то сзади раздался шум моторов. Они припали к кустам. Подсохшая одежда опять пропитывалась влагой от мокрой земли и гнилого мха. Два «юнкерса» пролетели совсем низко. Послышалось резкое подвывание винтов, которое медленно утихало.
— Колотят их ваши летчики, но еще мало… Летают над болотами, высматривают одиночных людей. — Рысь оперся о куст, вытянул уставшие ноги в мокрых истрепанных сапогах.
— Надо двигаться!.. — торопил подхорунжий. Он стряхнул с брюк мокрые листья, куски грязи, поправил офицерский ремень — единственное, что у него осталось от всего партизанского обмундирования. Это была память о дяде и, хотя он был порядком потрепан, для него был дороже тех, которые выдали в лагере.
Приближался вечер. Передовые линии немецкой обороны остались далеко позади. Это заметно подняло у разведчиков настроение. Они остановились в небольшой рощице. Вынули консервы, сухари, глотнули (разок-другой из фляжек… Посыпались шутки, особенно много их было у Сергея.
У подхорунжего не было желания шутить. Он направился под развесистый куст, сел, опершись спиной о ветви. Чувствуя, что его одолевает сонливость, он вынул из сумки номер газеты «Мы победим».
Это была газета 1-й армии Войска Польского. Он взял ее с собой сознательно. Хотел показать ее тем, кого они идут разыскивать. Развернул страницу. Несмотря на то что он знал содержание статьи, он с удовольствием начал ее перечитывать. И опять почувствовал на глазах капельки влажного тумана. Какими же теплыми, душевными были эти слова:
«…Недавно мы имели возможность встретиться с воинами одного из отрядов Армии Крайовой, которые пробились через линию фронта на нашу сторону. Бойцы эти — настоящее золото. Бьется в них горячее польское сердце, уверенно и умело владеют они оружием».
На его усталом лице появилась улыбка. Ему вспомнились сражения под Холадыном, Соколовой, Водзиновом, Заслинками, Замлынем и Чмыкосом… Много было мест сражения с гитлеровцами, где «умело действовали воины винтовкой». Но только ли винтовкой? А во время боя под Штунем?
…Батальон гитлеровской горнострелковой бригады удерживал небольшой лесок севернее Штуня. Командир дивизии приказал поручнику Соколу выбить оттуда гитлеровцев. Утром 4 апреля рота поручника Мотыля поднялась и пошла врукопашную. Более 80 человек из горнострелкового батальона навсегда остались лежать на лесной траве, 30 сдались в плен. На поле боя осталось 7 ручных пулеметов, 1 станковый, 4 миномета, 60 винтовок, более десятка повозок с боеприпасами и продовольствием, полевая кухня, в которой дымился суп. Собственные потери составили 8 убитых и 6 раненых. В этом бою партизаны отбили также 6 пленных советских солдат.