Но Усенко не развернул Пе-3 курсом на берег, а продолжал лететь на северо-запад, угрюмо пояснил:
— Посмотрим в последний раз. Может, хоть калоша какая попадется. Обидно возвращаться без ничего…
«Калошами» летчики прозвали вражеские подлодки. С воздуха, если пристально просматривать толщу воды, можно рассмотреть их в подводном положении. Летчикам 95-го удавалось даже атаковать их. Поэтому теперь все экипажи Пе-3 брали с собой по две противолодочные бомбы ПЛАБ.
Истребители обогнули передние корабли эскорта, пролетели положенное расстояние вперед, потом удлинили его. Тщетно! Как же не хотелось Константину подчиняться необходимости! Медленно, очень медленно заваливал он машину в разворот, рыская глазами вокруг. И вдруг Лопатин закричал:
— Есть! Есть, Костя! Она, лодка! Слева от курса бурун от перископа, видишь? «Калоша»! Точно!
Усенко встрепенулся, нетерпеливо водил глазами по волнам, искал в них тот проклятый перископ, которого в жизни никогда не видел и совершенно не представлял, как он выглядит.
— Да вон же! Вон! — подгонял Макар Давыдович, становясь рядом. — Ну-у, черная палочка торчит на волнах. Пена от нее… Скорее же! Заходи на боевой курс, будем бомбить!
Наконец через остекление пола Константин разглядел: из волн действительно торчал темный столбик величиной не крупнее спичечной головки. Узкий белый след от него был почти незаметен. Но под столбиком отчетливо виднелось продолговатое темное пятно — рубка подводной лодки! Пена вокруг рубки загустела; лодка всплывала. Пе-3 был над ней, и Усенко так круто развернулся, что Костюк проскочил вперед.
Константин, не спуская глаз с рубки подлодки, мысленно строил маршрут атаки. Он решил, как учили, сначала обстрелять ее из пушки, чтобы повредить корпус и не дать уйти под воду, а потом добить ПЛАБами.
Гитлеровские подводники, видимо, обнаружили самолеты, прекратили всплытие и начали срочное погружение. Летчик выходил на дистанцию огня, когда рубка врага исчезла в пучине. Расстроенный неудачей, Усенко полоснул из пушки по тому месту, где был перископ. Снаряды вспороли воду, на ней вспыхнули фонтанчики всплесков.
— Костя! Заходи еще. Нужно пробомбить!
Лопатин уже установил прицел и открыл бомболюки.
Новый заход. Бомбардир сбросил бомбы, из воды поднялись и медленно осели два высоких пенных столба. Но признаков попадания в подлодку не было видно.
— Промазал! Ушел, гад! — сокрушался адъютант, с сожалением оглядывая пустое море. — Надо предупредить конвой! — спохватился он, включил радиостанцию и передал кодовую цифру.
В последний раз «Петляковы» прошли над местом погружения врага, вдоль строя кораблей и повернули домой.
Летели, почти не переговариваясь, каждый переживал кажущуюся неудачу по-своему. Хотя оснований для огорчений и не было: подлодка не всплыла, летчики стреляли и бомбили, не видя цели.
Через час с четвертью впереди показался мыс Орлов — острая, похожая на копье полоска земли. До аэродрома оставались считанные минуты.
— Смотри! Опять «калоша»! Эх черт! Бомб нет!
Километрах в пяти от самолетов в волнах чернело сигарообразное тело подлодки. На ее ходовом мостике виднелись люди. От форштевня расходились усы, сзади белел пенный слой — лодка в надводном положении полным ходом входила в горло Белого моря.
— Ну-у, теперь не уйдешь! — проскрежетал зубами Усенко, направляя нос «Петлякова» на рубку корабля.
Подводная лодка вела себя странно. Она не погружалась и не уклонялась от приближающихся самолетов, люди на мостике не прятались.
Константин подводил нити перекрестия прицела на середину корабля, когда с его мостика взвились зеленые ракеты.
— Костя, стой! Не стреляй! — закричал Лопатин и схватил его за плечо. — Наша! Она дала: «Я — свой!»
Летчик почувствовал, как у него сразу ослабли колени: еще бы несколько секунд — и беды не миновать. Он рванул штурвал на себя, истребитель взмыл вверх.
А люди на подлодке радостно приветствовали «Петлякова», бросая вверх пилотки.
— Вот, черт, как бывает на этом флоте!
Пе-3 сделали круг над подводным кораблем, покачали крыльями и развернулись в сторону своего аэродрома.
А РQ-18 все не было. Вышестоящее командование нервничало: немецкое радио передавало хвалебные сообщения о разгроме конвоя. Противоречивые сведения поступали от английской военной миссии при штабе Северного флота. Особый Северный авиаотряд Мазурука сообщил, что его летчики в районе Новой Земли обнаружили несколько стай вражеских подводных лодок: в том районе намечался маршрут конвоя…
Было отчего хвататься за голову. Нервозность в верхах передалась летчикам: вылетающие на поиск экипажи поднимались задолго до рассвета, тщательной проверке подвергалась их готовность, без конца уточнялись маршруты, квадраты моря. Сначала экипажи проверял начальник связи полка, потом помощник начальника штаба по разведке, инженер, штурман и наконец сам командир. Сверху следовало очередное предупреждение, и все повторялось.
В конце концов, выдержка изменила лейтенанту Усенко.
— Вы бы, товарищ командир, — сказал он, — вместо того чтобы нас дергать, дали б побольше отдохнуть. Придет конвой в зону — найдем, не пропустим!
Командир полка сердито осадил летчика:
— Это еще что такое? Отстраняю от полетов! — и добавил более миролюбиво: — Не тебя одного дергают.
Задание ответственное, понимать надо. На досуге хорошенько подумай: почему нас держат здесь, а не бросают под Сталинград?
С первыми лучами скупого дневного света стало ясно, что на хорошую погоду рассчитывать нечего. «Служба бога» — метеорологи — дали такой прогноз, что лететь было нельзя. Но в море улетели экипажи Жатькова, Богомолова, Щербакова, Устименко, Гаркушенко, Стрельцова. Вслед за ними готовились Усенко с Новиковым и Пузанов с Рудаковым.
Заметно похолодало. Константин посмотрел на сапоги, подумал, что, пожалуй, сегодня было бы разумнее слетать в унтах и в меховом комбинезоне, но они хранились в землянке, идти за ними не хотелось. Приказал Александрову:
— В обе машины бензина залить под пробки!
Над аэродромом погода стояла сносная: облачность хотя была сплошной и с размытой нижней кромкой, но высокой. Вдали за летным полем в дымке серела небольшая сопка. До нее было шесть километров. Если такая видимость удержится и над морем, то Усенко надеялся ширину полосы обследования двумя самолетами довести до двадцати километров. Неплохо!
Из «семерки» выпрыгнул Лопатин. Подошли Новиков с Василием Кравченко, и летчики уточнили совместные действия в полете. Они стояли в кругу, одетые в одинаковые регланы, с пистолетами на боку, в шлемофонах и с целлулоидными планшетами в руках — все рослые, молодые и худые. Отличался только Макар Давыдович, он был старше всех по возрасту и в звании. Но все слушали и смотрели на Усенко, командира группы. Константин, показывая на карту, говорил:
— Попробуем слетать на полный радиус. Думаю, нам галсировать в ближних квадратах моря нечего. Если б там был конвой, его бы уже обнаружили те, кто улетел перед нами. Будем искать где-то у границы зоны, а может, и за нею.
— Это мысль! — поддержал адъютант. — Но надо думать и об обратном пути. Подожди, я сейчас подсчитаю.
Он вытащил из планшета навигационные инструменты.
— Смотри, куда можно забраться!
Усенко удивленно рассматривал карту: в районе, который показал Лопатин, меридианы были нарисованы так густо, что сетка их напоминала раскрытый веер.
— А сколько же будет до берега?
— Восемьсот с гаком.
Тонкие брови летчика сошлись в прямую линию: он задумался, поглаживая округлый подбородок.
— Так далеко «Петляковы» еще не летали. Если экономить горючее… — и решительно рубанул рукой. — Дойдем! Новиков! Если погода начнет зажимать, держись рядом крыло в крыло. Понял? Ну-у, тогда по самолетам! Пошли, хлопцы!
Летели, как позволяли облака, на высоте тысяча двести метров. Прошли горло Белого моря, оставили позади ИПМ — исходный пункт маршрута — мыс Святой Нос и повернули на север. Новиков держался в строю хорошо: не наседал и не отставал, шел на одном уровне с ведущим. Усенко убедился в собранности ведомого, смотрел на него одобрительно.