Давно растаяли в дымке родные берега. Небо все больше хмурилось. Нижняя кромка облачности постепенно понижалась, обзор сокращался. Море выглядело темным, как застывшая студенистая масса, покрытая рябью волн. Ветер заметно усилился, становился порывистым. Иногда его порывы были настолько сильны, что подбрасывали самолеты. Летчики выравнивали машины и продолжали улетать все дальше на север. Становилось прохладнее. Мерзли лицо, руки. Константин пожалел, что не взял унты и меховые перчатки — краги.
В небе и в море было пусто, но тревожно. Беспокоила мысль, что где-то здесь рыскают фашистские пираты, летают их самолеты…
Усенко поглядывал через плечо на Лопатина и видел, что тот еще и еще раз брался за инструменты, считал, пересчитывал. Конечно, ошибиться он не имел права! А методы определения места самолета в море были примитивны. Все зависело от знания вектора ветра. Но этих данных бомбардир не имел, и негде было их взять. И все же Макар Давыдович старался обеспечить надежное самолетовождение.
— Ну и погодка, будь она неладна! — ворчал он. — Прет и прет всякая бяка! Где только берется такая прорва?
— Арктику недаром зовут кухней погоды.
— Выходит, мы сейчас в том самом котле, где ее варят?
— Точно! Легче стало?
— Еще бы! Даже появилась охота пройти чуть дальше того квадрата, который мы намечали вначале.
— Да ну? — обрадовался Костя. — Вот бы… до полюса!
— А что? Когда-нибудь доберемся и до полюса. Но сегодня сможем приблизиться к нему… еще на полсотни верст!
— Макар Давыдович, дорогой! С вами я чувствую себя всегда уверенно. Даешь прибавку!
— Ты мне зубы не заговаривай! Следи за режимом моторов и за расходом горючего. Экономь его!
— Два часа уже иду на экономичном! Специально консультировался у инженера. Он утверждает, что Пе-3 может держаться в воздухе до пяти часов. Если по-умному, конечно.
— Заманчиво, но будем считать так, чтобы хватило вернуться домой…
Монотонно на одной и той же ноте гудят и гудят моторы. Минута за минутой накручивает минутная стрелка часов время, и с каждой минутой на семь километров удаляются «Петляковы» от материка в океан. Летчики приникли к стеклам кабины, не сводят глаз с поверхности воды в надежде найти суда конвоя либо противника. Тщетно. Пусто. От однообразия и скуки клонило в сон. Бороться с ним Лопатину все труднее, и он решил сказать об этом пилоту. Но тот опередил:
— Попробовать не желаете? Прошу! Чудо века — шоколад эрэс! — и подал… обыкновенный сухарь.
Адъютант скептически посмотрел на него, неохотно взял и вдруг почувствовал голод. Откусил кусок, заулыбался.
Константин увидел улыбку, спросил не без умысла: — Что так, Макар Давыдович? Не понравился эрэс?
— Что ты? Только при чем здесь реактивный снаряд?
— Эрэс? Ха-а! То ржаной сухарь!
Летчики посмеялись над полковыми острословами, и Усенко рассказал, как однажды его выручил Гилим. С тех пор в каждый полет он брал такой «шоколад».
«Эрэс» помог: сон пропал, усталость снизилась.
— Сколько до берега, Макар Давыдович?
— Восемьсот с гаком! Наш квадрат, пора начинать поиск.
Самолеты полетели «змейкой». Глаза с большей надеждой вглядывались в гребни волн, в небо. Пусто и пусто… Летчики оживились, когда на море стали попадаться льдины, потом и целые ледяные поля. Белыми бесформенными пятнами они резко отличались от темно-свинцовой воды, казались неподвижными, как заснеженные острова. На одном из полей у самого его края внимание экипажа привлекли подозрительные черные точки. Снизились. Точки зашевелились и… попрыгали в воду. Оказались тюленями.
Облачность продолжала прижимать «Петляковых» к волнам.
Похолодало. Ледяные поля кончились. Опять колыхалась только однообразная морская равнина.
— Все, Костик! — решился Лопатин. — Пора возвращаться.
— А если еще пройдем немного? Чуть-чуть?
— Нельзя бесконечно. Я и так с риском. Бензина не хватит.
— Ну и что. Сядем на воду. Подберут. Главное — найти конвой, сообщить, чтоб не получилось как с семнадцатым.
— Ты прав. Под Сталинградом сейчас совсем плохо… Ну а если не встретим? Мы и так уж вышли за границу зоны! Стой! Что это? — вскрикнул бомбардир.
— Где?
— Слева! Какой-то шар, что ли? Откуда он? И серый.
В стороне от самолета чуть повыше под облаками проносился вытянутый предмет серого цвета, напоминавший шар. Усенко развернул Пе-3 к нему и… замер от удивления: все море до границы видимого горизонта было усеяно знакомыми усатыми дымящимися жуками — пароходами. На равных полукилометровых расстояниях друг от друга плыли они по три в колонне. Колонн таких было десять! С боков и спереди пароходов, сливаясь цветом с серой водой, шли боевые корабли. Дымов за ними не было, но белые буруны от форштевней и за кормами виднелись издали.
Сомнений не было: шел конвой, тот самый, который летчики двух авиаполков так долго и упорно искали, — РQ-18-й!
Константин настолько поразился увиденной картине, грандиозной и впечатляющей, что совсем забыл про ведомого. Чувство тревоги внезапно пронзило его. Он резко оглянулся и обрадовался: Новиков был на месте. Молодец!
А Макар Давыдович деловито считал пароходы, считал боевые корабли, пересчитывал, делал записи в бортжурнале.
— Костя! В строю вижу двадцать восемь транспортов и около тридцати… Нет! Пятьдесят кораблей охранения! — доложил он. — Подсчитаем: конвой по фронту раскинулся примерно на восемь кэмэ да в глубину на четыре. Итого: занимает площадь в тридцать два квадратных километра. Костя! Этот ж целый город! И где? В море. Даже не верится, что такое может быть не во сне!
— Макар Давыдович! Аэростаты! Над ними аэростаты!
Точно! Над каждым пароходом, поднявшись к облакам, в воздухе величественно плыли продолговатые серые камеры аэростатов. Один из них, очевидно, сорванный ветром, несколько минут назад и обнаружили летчики.
С ходового мостика одного из боевых кораблей к облакам взлетели две зеленые ракеты: у самолетов запрашивали опознавательный сигнал: «Я — свой!»
Пилот раз крутнул штурвал вправо, другой, третий — Пе-3 накренился трижды — это и был опознавательный.
— Вот и поздоровались, поприветствовали друг друга! — радовался удаче Константин. На него вдруг нахлынуло какое-то хмельное буйство, и он предложил: — Промчимся бреющим?
— Ты что? Очумел от радости? Над конвоем же летать запрещено, собьют! Потопали домой да побыстрее. Для нас теперь каждая минута на вес жизни. Боюсь, бензина не хватит! Ложись на курс 161. Да держи поточнее: выйдем на берег, я обратной прокладкой уточню место конвоя. Поехали!
Усенко в последний раз осмотрел окутанный дымами чудо-город в море и развернул машину на юг. Новиков не отставал.
И теперь погода не баловала летчиков. Наоборот, она все чаще подбрасывала им сюрпризы: то обволокнет самолеты моросью, то щедро посыплет сухим снегом, неожиданно опустит кромку облаков да так низко, что перед глазами уставших людей начинало рябить от близости пенных гребней. «Петляковы» рассекали морось, отряхивали снег, стремительно проносились над волнами и упорно приближались к родным берегам.
Короткий заполярный день заметно шел на убыль. Еще быстрее таял запас бензина в баках Пе-3…
Через час обратного полета Лопатин отстучал в эфир радиограмму о месте обнаружения конвоя. Эфир прослушивался плохо: был наполнен нескончаемым треском радиопомех, творимых гитлеровцами, и начавшей бушевать магнитной бурей. Все же в хаосе звуков бомбардиру удалось получить «квитанцию» — подтверждение, что радиограмма «землей» принята.
Задание было выполнено! Теперь, что бы ни случилось с летчиками, командование узнало, что РQ-18 приближается! Сознание этого поднимало дух уставших до безумия летчиков, рождало новые силы и надежды.
Но нарастали и новые трудности: наряду с ухудшением погодных условий росла тревога из-за уменьшающегося запаса бензина, из-за вероятности проскочить мимо берега Кольского полуострова и попасть в Белое море, а там уж никакого горючего не хватит, чтобы попасть на землю.