Противник ни в воздухе, ни на воде не показывался. Впереди по курсу парохода подлодок не было, Пе-3 отошел западнее и на его видимости начал барраж. Летчики приникли к стеклам, крутили головами по сторонам, зорко наблюдали за воздухом и морем — охранная вахта началась.
Время, как всегда, потянулось медленно. Но и оно прошло. Приближались сумерки. Пора было улетать домой. Пе-3 в последний раз пролетел вдоль бортов «Украины», покачал крыльями, пожелав морякам счастливого пути ночью, и взял курс на юго-восток.
Опять двухвостый истребитель рыскал в снежных зарядах, на этот раз возвращаясь домой, опять он вздрагивал под порывами ветра, поднимался к облакам и спускался к волнам — упрямо рвал атмосферные преграды, приближаясь к заветным берегам.
— Мезенский залив! Остров Моржовец! Вышли точно! — обрадованно доложил Обойщиков, рассмотрев в пелене снега знакомые очертания. — Теперь, считай, дома!
Но Константин не среагировал на радость бомбардира: он все чаще посматривал на бензомер и в уме прикидывал время полета до базы.
— Сколько осталось лететь?
— Всего сорок минут! — беспечно ответил Кронид. — А что?
— Горючего маловато. Все из-за того форсированного!
«Петляков» летел низко. Под крылом мелькала унылая картина заснеженной тундры, темные пятна болот. Усенко озабоченно поглядывал вниз, и его неотступно преследовала мысль, если горючего не хватит, то придется садиться на такую «землю». Надежды выбраться к жилью у них будет не много.
— Слушай, Кронид! Не лучше ли идти вдоль берега? Конечно, так будет подальше, зато надежнее. А?
Обойщиков приник к стеклу. Пе-3 несся бреющим, пробивался сквозь снегопад и вьюгу. Редкие низкорослые кустарники, валуны, утопающие в снегах берега кривых речушек и озер, болота мелькали перед глазами с такой быстротой, что опознать их было невозможно. И Кронид согласился:
— Да. Пошли к берегу. Курс двести двадцать!
Вот и берег. Он тоже в снегу, незаметно переходит в ледяной припай. Но погода здесь получше. Летчики вздохнули облегченно. Но… стрелки бензочасов неумолимо приближались к нулевой риске: горючее иссякало. А потом случилось самое страшное: на приборной доске вспыхнули красные лампочки — бензина осталось всего на несколько минут. В сумеречном свете кабины красные огоньки горели зловеще.
Сердце Константина сжалось в тревоге. До обидного стало жаль себя. После таких испытаний вернуться на материк, чтобы упасть на безлюдном берегу, не долетев до базы каких-нибудь сто километров! Это ли не насмешка судьбы?.. (Забыл Костя, как всего два часа назад не было у него острее желания, как долететь до берега!)
— Командир! Пойдем на запасной! Всего три минуты… Курс сто шестьдесят… Может, дотянем?
Из-за редкого леска вынырнуло короткое ровное поле и чуть видная расчищенная в снегу посадочная полоса. Вдоль опушки дремали одномоторные истребители. Аэродром! Усенко выпустил шасси и с ходу направил Пе-3 на полосу.
Спустя минуту самолет с остановившимися моторами катился, подпрыгивая, по плохо укатанной площадке. В конце пробега летчик тормозами застопорил машину. Развернуть ее в обратную сторону силы инерции не хватило.
— Вот и все! — устало сказал Константин и привычно выключил питание. Подсветка приборов погасла, в телефонах утих шум фона. — Все-таки нам опять повезло, Кронид!
Он отстегнул привязные ремни, парашют, сдвинул на затылок мокрый от пота шлемофон и устало откинулся в кресле.
Обойщиков на своем сиденье-тарелочке также отдыхал, изможденный полетом. В кабине было морозно, но вспотевшие летчики не чувствовали этого. Сильный ветер завывал в антенне, вьюжил, бросал снегом в самолет. Снег шуршал по обшивке, напоминая парням только что пережитое. В конце полосы показался автостартер.
На второй день к обеду Усенко перелетел на базу. Встречать его высыпал весь авиаполк.
Подполковник Богомолов обнял летчиков, а комиссар Михайлов сообщил радостную весть:
— Пароход «Украина» благополучно прибыл в Архангельск. Молодцы, ребята!
В толпе встречающих Константин не отыскал друга Устименко. Когда первое возбуждение от встречи улеглось, он спросил Лопатина.
Тот отвел глаза, потускнел.
— Экипажи Устименко и Горбунцова вчера с задания не вернулись, Костя.
— Как так? Я ж с ними разминулся там, над транспортом.
— Может, где сели, как ты? Связи не было: магнитные бури. Ищут. Богомолов, Щербаков, Михайлов с утра летали. Пока не нашли. Сейчас улетел Антоненко…
В тот день и в последующие недели с самолетов У-2 и Пе-3 были осмотрены все берега Белого и Баренцева морей, острова Колгуев. Тщетно.
На Константина Усенко страшно было смотреть — так почернел он от горя. Многие в авиаполку постепенно смирились с мыслью о гибели экипажей. Только Усенко не верил, надеялся, ждал, упорно искал. Он использовал каждое прояснение в непогоде и летал, летал. В его душе теплилась надежда, что, может, Александр потерпел аварию и где-нибудь, как Цеха, мучился, ждал помощи. Но заснеженная Арктика не выдала трагическую тайну.
В конце октября окончательно стало известно, что британское руководство прекратило формирование конвоя РQ-19 и отказалось направлять грузы в Советский Союз по северным морям. Морская авиационная группа была расформирована. 13-му авиаполку приказали подготовить самолеты и некоторые экипажи для передачи в другие авиаполки Северного флота, а самому следовать в тыл.
Тем временем у причалов Архангельского порта продолжалась погрузка советских и англо-американских судов. В ноябре наступила оттепель, ею воспользовались и начали формировать обратный конвой QР-15. К середине ноября транспорты стали сосредоточивать в районе Двинской губы. Экипажи «Петляковых» начали дальнее патрулирование.
17 ноября конвой QР-15 в составе 28 транспортов и 15 кораблей охранения двинулся в нелегкий путь. Двухмоторные истребители сопровождали его в Баренцевом море до предела своих возможностей. Погодные условия для полетов были крайне тяжелыми, а потом еще более ухудшились: низкая десятибалльная облачность, мощные и частые снежные заряды, густая дымка и сильные порывистые ветры, часто переходившие в штормы, в сочетании с интенсивным обледенением привели к новым авариям и жертвам. Но в зоне рыскали вражеские торпедоносцы, и охранять от них конвой было необходимо. Летчики продолжали полеты, пока не передали конвой англичанам.
Как и прежде, на боевые задания летал и Константин Усенко. Его все еще не покидала надежда разыскать или хотя бы открыть загадку судьбы так внезапно исчезнувшего Александра Устименко. Совместно с Обойщиковым он разработал план систематического обследования побережья и настойчиво по мере возможности его осуществлял. Перед каждым боевым вылетом Константин подходил к командиру полка с одной и той же просьбой: разрешить ему «заглянуть» на тот или иной участок берега. Василий Павлович с душевной болью смотрел на осунувшееся лицо командира звена и, желая облегчить его страдания, соглашался.
— Только смотри! — напутствовал он летчика. — Голову свою не теряй! Действуй разумно. Нам с тобой еще надо родных вызволять из неволи и Берлин брать!
Константин молча благодарил, честно выполнял боевое задание, а потом летел на поиски друга.
Время шло. Соответственно таяла надежда на благополучный исход поисков и тем более на возвращение летчиков. Одновременно в груди летчика нарастала жгучая ненависть к фашистам. Он прекрасно понимал, что хотя прикрытие конвоев — задание весьма важное и очень ответственное, но прямых схваток с гитлеровцами здесь было немного: видя над кораблями патрулирующих «Петляковых», хваленые немецкие асы предпочитали не ввязываться с ними в открытые бои, а нападать на конвои исподтишка либо попросту удирать. Такой фронт не устраивал кипящую гневом душу Константина. Он рвался в открытый бой, в «горячее» место. Ему нужно было своими глазами видеть, как под его пулями и снарядами корчился и погибал враг.
К боли о потере друга примыкала тоска о неизвестной судьбе родных. Где они? Что с ними? Он мог предполагать, что родные скорее всего попали в неволю: отец и мать перед войной часто прихварывали и едва ли решились на эвакуацию. Но тогда… Сердце сына холодело: знал, как фашисты расправлялись с семьями советских летчиков. Живы ли?..