— Интересный хлопец! Часто он мимо вас на базар шагает? — спросил майор Зубавин железнодорожника.
— Первый раз вижу. Он не здешний: нашим ветром и солнцем не продублен, белокожий. И снаряжение тоже незнакомое.
— Какое снаряжение? — заинтересовался Зубавин…
— Постолы, свитка и шапка. Я всех наших, что живут вверху и внизу, знаю, не было среди них такого.
Нащупав в кармане рубчатую рукоятку пистолета, Зубавин распахнул дверь будки и подошёл к шлагбауму.
— Гражданин, ваши документы! — тихо, но твёрдо сказал он.
— Пожалста!…
Но Зубавину уже не понадобилось заглядывать в паспорт. Это «пожалста», механически, помимо воли, сорвавшееся с языка, окончательно убедило Зубавина, что он не ошибся.
В будке парашютист был подвергнут обыску. Из его карманов извлекли скорострельный пистолет, две гранаты, тугую пачку сторублёвок, схему главной карпатской железнодорожной магистрали. В корзине оказались портативная радиостанция и две коробки с запасными патронами к пистолету. Обыск завершился тем, что Зубавин вытащил ампулу с цианистым калием, вшитую в воротник рубашки парашютиста.
— Террорист?
Парашютист испуганно и протестующе замотал головой:
— Нет, нет! — Помолчав, он добавил: — Только диверсант.
— Только… — Зубавин усмехнулся одними глазами. — Это тоже немало. Один шёл?
— Один. Пан майор, я всё расскажу. Я имел задание…
Зубавин остановил «кающегося» диверсанта:
— Потом, расскажете, в более подходящей обстановке…
— Ничего, я могу и сейчас. Я имел задание…
Не слушая диверсанта, Зубавин подошёл к нему, решительным жестом опустил воротник домотканной свитки, посмотрел на заросший рыжеватыми волосами затылок.
— Зачем поднимал?
— У вас бреют шеи, а я…
— Понятно. Значит, оплошали ваши маскировщики. Кто вас снаряжал? Впрочем, потом…
В машине парашютист уже не пытался исповедываться. Он молчал, мрачно, но и не без интереса, как заметил Зубавин, разглядывая окрестности Явора и улицы, заполненные народом. «Он здешний», — решил Зубавин.
Машина остановилась перед ажурными литыми воротами горотдела Министерства внутренних дел. Парашютист опять оживился:
— Пан майор, не забудьте, что я не сопротивлялся. Имел оружие, но не применил.
— А разве это имеет какое-нибудь значение? — спросил серьёзно Зубавин.
— Боже мой, а как же! Имеет! Огромное, — убеждённо проговорил парашютист. — Если бы я оказал вооружённое сопротивление, я бы получил одну меру наказания, теперь же — другую! Правда?
Зубавин промолчал. Машина медленно въехала на просторный двор, мощённый крупным булыжником.
— Пан майор, — бубнил парашютист, — я шёл прямо к вам. Сдаться. Поверьте, я давно, когда они меня решили послать сюда, задумал сдаться. Я ненавижу их. Они украли у меня молодость.
Зубавин с интересом взглянул на парашютиста, но опять промолчал. Он открыл заднюю дверцу машины и жестом предложил парашютисту выходить.
Диверсант ловко выскочил на булыжник, между которым пробивалась весенняя травка. Он заискивающе смотрел на своего конвоира, стараясь угадать его новое приказание прежде, чем оно будет высказано. Вместе с тем он воровато косился по сторонам: на высокие дворовые стены, увитые старым плющом, на двухэтажный дом с большими окнами.
— Что, знакомая обстановка? — Зубавин улыбнулся.
Парашютист ответил утвердительным кивком головы.
— Здесь раньше был мадьярский банк, — сказал он.
Поднявшись к себе в кабинет, Зубавин открыл форточку, снял плащ, фуражку, вытер платком мокрый лоб.
— Раздевайтесь, — кивнул он в сторону парашютиста. Тот нерешительно топтался посреди большой комнаты, на краю ковра. — Раздевайтесь, говорю, садитесь.
Парашютист сел. Его чуткое ухо было всё время настороже: когда же, наконец, в голосе советского майора зазвенят повелительные нотки, послышатся превосходство, презрение.
Зубавин молчал, углубившись в свои бумаги, словно забыв о существовании арестованного.
Парашютист робким покашливанием напомнил о себе.
— Курите! — не поднимая головы, сказал Зубавин и предложил ему сигарету.