С горечью глядели на восток.
От России самый отдаленный,
Был родным им этот островок.
И, внося в кабины леса запах,
Взяв с собой по горсточке земли,
Сквозь огонь вели они на запад
Боевые чудо-корабли.
А назавтра, нарастая громом,
Вынырнув к земле из высоты,
Зависали над аэродромом
"Мессершмиттов" черные кресты.
Хлопали растерянно зенитки.
Вон моторов, взрывы без конца.
И металла огненные слитки
Обжигали землю и сердца.
Но, когда темнели неба краски,
Снова оживала полоса.
Обнимались летчики по-братски,
- На Берлин! - звучали голоса.
А теперь - ни грохота, ни гула.
Васильковой скатертью покрыт,
Спит в тиши аэродром Кагула,
Запах трав и пороха хранит.
За Ленинград!
Завершив серию дерзких налетов на столицу фашистского рейха, 1-й минно-торпедный авиационный полк вновь сосредоточился на аэродроме Беззаботное. Теперь он имел единую боевую задачу - защиту Ленинграда от рвавшихся к нему немецко-фашистских полчищ.
Летные экипажи наносили удары по обстреливавшим город артиллерийским батареям противника, уничтожали его живую силу и технику на линии фронта, топили боевые корабли и транспорты в Финском заливе и Балтийском море, ставили мины на морских фарватерах.
Наибольшее число боевых вылетов совершал со своим экипажем командир полка. Если рядовые экипажи вылетали, скажем, дважды в сутки, то флагманский - три раза. "Нам так положено, - говаривал Е. Н. Преображенский. - Мы - руководители, и с нас особый спрос. С нас должны брать пример остальные".
Высокую активность в боевых действиях проявляли прославленные экипажи Героев Советского Союза
В. А. Гречишникова, М. Н. Плоткина, А. Я. Ефремова, командиров-орденоносцев П. Н. Трычкова, И. И. Борзо-ва и другие. Нелегко складывались многие боевые вылеты. Они требовали отваги и мужества, а нередко и самопожертвования.
Вот одна из боевых операций тех дней.
Утром 16 сентября воздушная разведка полка донесла, что на станции Кириши - большое скопление войск и техники противника. Шесть экипажей ИЛ-4 срочно готовились к вылету.
Группу самолетов должен был вести заместитель командира полка капитан К. В. Федоров. Ведущим штурманом назначили меня. Мы уже запустили моторы, когда к самолету подъехал Е. Н. Преображенский. Выйдя из машины, он стал что-то громко выкрикивать мне под шум моторов. Наконец я расслышал: ему срочно нужны материалы о бомбежках Берлина. А они хранились у меня. Высунувшись из кабины, я сложил ладони вместе и положил на них голову, показывая, что все лежит под подушкой на моей койке. Преображенский не понял и жестом приказал мне спрыгнуть через нижний люк кабины на землю. Я выпрыгнул и, не скрывая раздражения, стал укорять Евгения Николаевича: дескать, ребенок и тот мог бы понять, а теперь вот и задержка вылета. Но Преображенский тоже распалился. Приказал мне садиться в машину и с ним вместе ехать за материалами.
На мое штурманское место был посажен старший лейтенант В. А. Астафьев. Капитан К. В. Федоров тем временем связался по радио с заместителем командира третьей эскадрильи старшим лейтенантом И. И. Борзо-вым, который тоже должен лететь на это задание, и попросил его быть ведущим в группе, так как штурман полка остался на земле, а он летит с другим штурманом, которому трудно быть ведущим. Так и порешили. Группу из шести самолетов повел И. И. Борзов, а Федоров занял в воздухе место правого ведомого в его звене.
Итак, шесть самолетов ИЛ-4 поднялись и пошли к станции Кириши. Тяжело, драматично сложился этот полет для наших экипажей. Вот что потом рассказывал о нем ведущий группы И. И. Борзов:
"Когда мы вышли на станцию Кириши, там действительно все было забито войсками и техникой противника. С высоты трех тысяч метров удачно сбросили бомбы и стали отходить на восток. Тут нас встретила большая группа истребителей МЕ-109. Начался неравный бой.
Сначала были сбиты два ИЛ-4, замыкавшие строй, а затем подожжен и мой самолет. На горящей машине я пролетел еще километров десять. Огонь уже начал поступать в кабину, лизать руки, лицо. Экипаж по моей команде покинул самолет с парашютами над территорией, занятой противником. Когда и я приземлился, то увидел - вверху еще продолжался воздушный бой. Три наших самолета, отбиваясь от яростных атак фашистских истребителей, уходили на восток. Затем все самолеты - и наши, и противника - исчезли из поля зрения".
Иван Иванович Борзов сумел найти свой экипаж в лесу и вместе с ним тронулся в путь к линии фронта. К летчикам присоединилось еще несколько десятков наших солдат, оказавшихся в окружении. Через трое суток почти все они вышли к своим войскам.
Только вернувшись в полк, И. И. Борзов узнал то, чему страшно было поверить. Не вернулись с боевого задания не три, а все шесть бомбардировщиков. Воздушный бой сложился для них трагически.
Одним из сбитых был самолет старшего лейтенанта П. Н. Трычкова, заместителя командира второй эскадрильи. Петр Николаевич Трычков обычно летал в любых сложных условиях - и днем и ночью. Физически сильный, выносливый, он был в числе лучших летчиков полка. Пять раз водил свой самолет на Берлин. За эти полеты был награжден орденом Ленина. С ним в одном экипаже летали штурман лейтенант Г. И. Швецов и стрелок-радист сержант Д. М. Несмелое - также отличные воздушные бойцы.
И вот не стало этого замечательного боевого экипажа.
Подробности его боя дошли до нас позднее. Преследуемый истребителями противника, самолет П. Н. Трычкова оказался в Хвойненском районе. Здесь он был подожжен вражескими истребителями и упал в болото невдалеке от поселков Анциферово и Ракитино. Местные жители видели этот неравный поединок в воздухе и знали, что неподалеку от советского самолета врезался в болото и самолет со свастикой на борту. Стервятника настигли пули нашего бомбардировщика.
Местные жители точно знали, где упал наш самолет: на поверхности болота лежала хвостовая часть бомбардировщика, отломившаяся при его ударе о землю. Но топкое болото не давало возможности приблизиться к этому месту.
Прошло тридцать лет, когда один из местных охотников, возвращаясь домой по скованному льдом болоту, увидел обломки самолета.
И вот к тому месту пришли люди. В глубокой воронке они обнаружили останки человека. Удалось установить его личность: стрелок-радист сержант Д. М. Несмелов, летавший со старшим лейтенантом П. Н. Трычковым. Третьим членом этого экипажа был штурман звена лейтенант Г. И. Швецов. Все это подтверждалось архивными документами.
Сомнений не оставалось: найдено место гибели экипажа П. Н. Трычкова.
Февраль 1972 года выдался в этих местах на редкость морозным. Болото сковало льдом. По нему прошли бульдозеры и экскаватор. Из ледового плена был извлечен самолет с останками двух летчиков, а также планшет с картой - на ней еще сохранился след цветного карандаша, обозначавший маршрут полета.
11 февраля 1972 года состоялось захоронение останков воздушных бойцов. В Хвойную приехали вдова Трычкова - Антонина Павловна с дочерью и сыном, вдова Швецова - Елена Владимировна, близкие родственники, однополчане погибших героев. Два часа непрерывным потоком шли жители Хвойной проститься с героями. Нельзя было без волнения смотреть на большое, во всю ширину улицы шествие людей к кладбищу вслед за машиной, на которой везли останки летчиков.
Теперь и городок Хвойное для нас, однополчан, стал священным местом. Здесь могила наших товарищей, отдавших жизнь за Родину.
В начале октября 1941 года весь состав 1-го МТАП перебазировался на тыловой аэродром. Местность безориентирная и крайне трудная с точки зрения самолетовождения. Это хорошо понимал командир полка Е. Н. Преображенский. И он первым делом решил осмотреть радиомаяк.
- Поедем-ка, Петр Ильич, - сказал он мне, - опробуем радиомаяк.
История этого радиомаяка весьма трудная, но поучительная. Поэтому прежде всего - о ней.
В первые же дни осени 1941-го после значительных потерь наших самолетов в дневное время командование флотом стало перенацеливать минно-торпедную авиацию на боевые действия ночью. А для этого нам были крайне необходимы дополнительные наземные средства, обеспечивающие самолетовождение. В 1-м МТАП все самолеты ИЛ-4 были оборудованы штатными радиополукомпаса ми РПК-2. Штурманы имели теоретическую подготовку и практический опыт работы с этой аппаратурой. Но, к сожалению, единственный радиомаяк ВВС Краснознаменного Балтийского флота был потоплен при перебазировании его из Таллина на Карельский перешеек. Городские же радиостанции, расположенные в прифронтовой полосе, прекратили свою работу по распоряжению ГКО, других наземных радиосредств не было. Надо было принимать срочные меры.