Перед отъездом на Север я побывал в Евпатории, положил на могилу Н. А. Токарева цветы и с болью в сердце покинул это священное для меня место.
Заполярье
Назначение на Север я воспринял как повышение по службе. А кроме того, видел заманчивую перспективу - вновь воевать вместе с Преображенским. И, прямо скажу, спешил встретиться с ним. Но все же проездом не мог не заглянуть в Москве в штаб авиации Военно-Морского Флота, к главному штурману полковнику М. Н.Мо-росанову.
Михаил Николаевич Моросанов, бывший главный штурман ВВС Северного флота, и я одновременно, одним приказом, назначались на новые должности. Я становился его преемником на Северном флоте, и мне небезынтересно было именно у него разузнать, как и что там, на Севере: о состоянии штурманской службы ВВС флота, на что надо обратить особое внимание при подготовке летного состава частей и соединений морской авиации, при организации вылетов в столь сложном в навигационном отношении районе, каким является Заполярье.
Михаил Николаевич оказался большим знатоком Заполярного Севера. Подробно рассказал мне об условиях полетов, тамошних трудностях и сложностях. Затянувшаяся беседа затем продолжалась у начальника штаба авиации ВМФ генерал-майора авиации В. В. Суворова, которому я был представлен Моросановым. И тут в его кабинет вошел командующий авиацией Военно-Морского Флота генерал-полковник авиации С. Ф. Жаворонков. Как я обрадовался этой неожиданной встрече! Семен Федорович сразу же пригласил меня к себе. После воспоминаний о былых полетах на Берлин он спросил, доволен ли я новым назначением. Я поблагодарил командующего за оказанное доверие, и он признался:
- Об этом очень просил меня генерал Преображенский. Зная вашу совместную с ним летную работу, я не мог отказать в его просьбе.
Семен Федорович, пожелав мне новых боевых успёхов, неожиданно спросил:
- Кстати, а где ваша семья?
- Семья все там же, в эвакуации. Город Сталинабад, Таджикская ССР.
- Это что же, всю войну вы не видели ни жену, ни сына?
Я промолчал.
- Да, - вздохнул Жаворонков. - Это никуда не годится... Вот теперь самое время навестить семью. Да и перевести ее поближе к себе. Ведь сынишка, поди, уже здорово подрос, а отца не помнит,
Семен Федорович еще в пору наших полетов на Берлин, которыми он руководил, был наслышан о нелегкой истории с эвакуацией моей семьи и, оказывается, не забыл об этом. А было так. Товарный эшелон для эвакуируемых должен был отправляться на восток в 16 часов. Меня же командир полка отпустил с аэродрома Беззаботное, чтобы проститься с семьей, утром. И отпустил ровно на час, ибо в полдень предстоял боевой вылет.
Я прибежал домой запыхавшийся и в спешке стал собирать чемодан жены, а она - укладывать необходимые вещички ребенку, которому минуло только два с половиной месяца.
В спешке жена сунула в чемодан и мой орден Ленина, отколов его от гражданского костюма.
Час пролетел как одна минута. Я торопливо распрощался с женой и сынишкой и выскочил на улицу. Жена бежит следом за мной, кричит: "А куда нам ехать?" - "За Волгу, за Волгу, - отвечаю ей на ходу. - А там решишь, где остановиться".
Я бегом пустился на аэродром. Оглянулся. Жена стояла, прижав платок к лицу, словно окаменелая. Такой и осталась она в моей памяти.
Я едва успел прибежать на аэродром к самому старту самолета и через десять минут уже был в воздухе.
Спустя много времени до меня дошли подробности эвакуации семьи. Жена с ребенком добралась в эшелоне до Куйбышева и вместе с другими семьями пересела на пароход, который шел до Сталинграда. Оттуда она решила доехать до Ростова-на-Дону, чтобы эвакуироваться вместе с проживавшей там своей матерью. С большим трудом, в забитых людьми эшелонах жена с ребенком добралась до Ростова. Но выехать из него уже не успела - немцы прорвали фронт, у стен города завязались ожесточенные бои. Враг варварски бомбил город.
А спустя несколько дней по улицам Ростова с грохотом поползли немецкие танки, грузовики...
И вот незваные гости - немецкие солдаты во главе с офицером пожаловали в дом, где остановилась моя семья. Фашистская солдатня забрала из квартиры все сколько-нибудь стоящие вещи. Жена была озабочена тем, чтобы гитлеровцы не нашли орден Ленина. Тщательно спрятала его в нише стены.
Три дня хозяйничали в городе фашисты - грабили, расстреливали, угоняли в лагеря жителей. А на четвертый день с новой силой разгорелись жаркие бои за Ростов, и через сутки советские войска освободили город от фашистских захватчиков.
Взволнованная и обрадованная, жена выбежала на улицу - и прямо к одному из офицеров-танкистов.
- Помогите нам эвакуироваться на восток. Я - жена летчика-капитана. Он под Ленинградом воюет. А вот его орден Ленина...
Это, видно, подействовало. Офицер бросил взгляд на старшину подразделения, коротко приказал тому:
- Перебросьте на грузовике за Дон семью офицера-авиатора, награжденного орденом Ленина. Постарайтесь посадить в любой эшелон, следующий на восток.
Старшина оказался сноровистым и исполнительным. Провел грузовик по полуразрушенному мосту через Дон, довел его до Батайска и, наперекор всем трудностям, посадил моих домочадцев в переполненный вагон товарняка, отправляющегося в город Грозный.
Там, в Грозном, в августе 1941 года моя жена и услышала по радио Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым группе морских летчиков, первыми бомбивших столицу фашистской Германии - Берлин, присваивались звания Героев Советского Союза. Уловила она через репродуктор и мою фамилию и с нетерпением стала ждать, когда придут центральные газеты с этим Указом. И вот 14 августа жена увидела в "Правде" портреты награжденных авиаторов, среди которых и мой портрет. Это ее обрадовало и успокоило. Значит, я жив, продолжаю воевать. Валентина Ивановна через горвоенкомат узнала номер моей полевой почты, и наконец установилась наша с нею переписка. Вскоре жена с ребенком эвакуировалась из Грозного в Сталинабад, куда теперь благодаря заботам генерал-полковника авиации С. Ф. Жаворонкова мне предстояло съездить на несколько дней.
- Отправляйтесь к семье сегодня же, - сказал С. Ф. Жаворонков. - А на Север я позвоню, скажу, что предоставил вам краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам.
Он тут же вызвал адъютанта, приказав тому срочно оформить отпускной билет и проездные документы в Сталинабад.
И вот я, словно на крыльях, лечу на вокзал. Все мысли теперь о жене и сыне. Скорей бы повидать их!
В купейном вагоне пассажирского поезда - невероятная жара, а на мне шерстяные брюки и такой же синего цвета морской китель. Ведь я собирался на ледовый Север, а еду под палящее солнце Средней Азии. Изнывая несколько суток от жары, наконец добрался до Ташкента. Сошел с поезда и направился в аэропорт. Начальник аэропорта вошел в мое положение и первым же самолетом отправил меня в Сталинабад. Тут я воспрянул духом. Лететь - это по мне.
И вот я - в столице Таджикистана. Ищу нужный дом, но никак не могу найти. Между двумя домами, среди которых должен бы быть тот, что мне нужен, стоит № деревянный щитовой дом казарменного типа. Номера на нем нет. Да это и не жилой дом, школа. В раздумье остановился у подъезда. Соображаю, где может быть этот дом? И тут увидел на улице мальчика, белокурого, лет четырех. Всматриваюсь в его лицо и думаю: а ведь и мой Борис сейчас такого возраста. Вспоминаю по письмам жены приметы нашего Бори. А не он ли это? Да что там гадать, спрошу самого. Поставил чемодан, подошел к мальчугану. Спрашиваю:
- Ну, как тебя зовут, дружок?
- Боря.
Пока я справлялся с охватившим меня волнением, мальчик еще более твердо сказал:
- Боря Хохлов.
- Хорошо, Боря Хохлов, - говорю я и беру мальчика на руки. - А где твой папа?
- Мой папа - морской летчик... Герой Советского Союза, - четко выговаривает мальчик. - Он бьет фашистов.
- Правильно, Боря. Это я твой папа. Вот приехал повидать тебя. Пойдем-ка к маме и бабушке.