Он пялился на меня так, будто видел меня и узнавал. Но я понял, что он смотрел поверх меня, в глубину темной лестницы, и, навострив свои оттопыренные уши, жадно вслушивался, видимо ожидая звука чьего-то голоса, или шагов, или скрипа открывающейся двери.
Вдруг он кивнул, будто решившись на что-то, повернулся и очень тихо стал подниматься вверх по лестнице. С минуту я колебался, не зная, как поступить. Последовать за ним или подождать, когда он пойдет обратно? Я не хотел подниматься на следующий этаж из-за боязни наткнуться на него. Он мог уже позвонить в квартиру и, заметив меня, скрылся бы там. А если ждать, оставаясь на месте? Ведь должен же он пойти обратно? А вдруг — нет, и квартирные недра поглотили его надолго, и жди тогда до ночи. Эта мысль меня подстегнула. Я начал подниматься вслед за ним. Я крался тихо-тихо. На повороте лестница не была освещена, так что проскользнуть на следующий этаж незамеченным было легко. Помню, что я все время прижимал к груди томик «Дон-Кихота», как талисман. Наконец я добрался до площадки следующего этажа… Пенджли там не было! Он исчез, как сквозь землю провалился. Мне показалось, что все это был сон и никакого Пенджли вовсе не было.
Меня охватило горькое отчаяние. Значит, я его упустил! Я огляделся. Надо мной была лестница, которая вела на верхние этажи, а прямо передо мной — дверь в квартиру с колокольчиком и почтовым адресом без обозначения фамилии хозяина квартиры. Справа я увидел небольшое окошко с подоконником. Я подошел и выглянул наружу. Снег прекратился. На уровне моих глаз тянулись крыши домов, а над ними и еще выше — кирпичные кривые трубы, которые в полумраке напоминали мне человеческие существа. Одна труба, клонившаяся над краем черепичной крыши, была точь-в-точь Пенджли, — только раздутый, в несколько раз увеличенный Пенджли и, соответственно, во много раз более злобный и отвратительный. Его огромные уши торчали, лицо сделалось толстой, грубой харей в складках и ложбинах, из которых выглядывал нагло хохочущий рот. И все то же, все то же знакомое мне хищное, пакостное выражение лица, выражение, с которым он вечно кого-то подслушивал, вечно за кем-то подсматривал, как только что на лестнице.
Выше надо мной было небо, но, глядя вниз, будто через край горного кряжа, в промежутках между домами я видел огни площади. Мрак там сгустился, и мне чудилось, что я вижу светящуюся реку, которая то притухала, то ярко вспыхивала. Иногда мне даже чудились пузыри на ее поверхности, и я ждал, что они вот-вот лопнут и река займется сплошным пламенем. На самом деле я не так уж высоко находился над площадью, но мне казалось, что высоко, потому что в мире для меня в те минуты был только этот мрак и огненная лава, бурлящая у подножия серых каменных глыб.
Внезапно на нижнем этаже кто-то зажег лампочку, и, повернувшись, я увидел, что тесный коридор, где я недавно стоял, осветился. Если в тот миг Пенджли стал бы спускаться вниз по лестнице или вышел бы из квартиры, встречи нам было бы не избежать. Кто-то поднимался по лестнице. Я ждал. Сначала появилась голова, потом и вся фигура. Я ничуть не удивился, через мгновение оказавшись лицом к лицу с Чарли Буллером. Я ведь всегда говорил себе, что если мне когда-нибудь посчастливится наткнуться хотя бы на одного из них, то вслед за ним возникнут и все остальные. Не знаю, но я твердо в это верил. Наоборот, в жизни все говорило о том, что чудес не бывает. И вдруг это сбылось — еще как сбылось! — в более полном и, можно даже сказать, в более глубоком смысле, чем я ожидал. Все вышло точно так, как я предчувствовал. Должен вам признаться, что при виде Чарли Буллера мое сердце подпрыгнуло от радости, потому что Чарли Буллер вернее приближал меня к Осмунду и Хелен, чем в данном случае Пенджли. Я возликовал, сразу же преисполнившись уверенностью, что наконец-то снова обрел Хелен!
А между тем если для меня встреча с Чарли не была большой неожиданностью, то сам Чарли был так потрясен, будто увидел перед собой выходца с того света. Он поднимался по лестнице, опустив голову, целиком погрузившись в свои мысли (позднее я узнал, что ему было о чем поразмыслить), и чуть не налетел на меня. Отступив, он застыл на месте, словно глазам своим не верил, хотя я стоял перед ним живой, весь из плоти и крови и отнюдь не призрак.
— Привет, Чарли, — сказал я, улыбаясь и протягивая ему руку.
На первый взгляд в нем как будто ничего не изменилось. Ну может быть, он немного пополнел. И одет был примерно так же, как раньше, в пальто из рыжего твида довольно вульгарного оттенка. Его круглое лицо тоже мало изменилось. Оно было такого же здорового, густого румяно-коричневого цвета, и от глаз так же расходились веселые морщинки. А вот я, уж точно, сильно изменился, и, боюсь, не к лучшему. Чарли не сразу меня узнал.
— Дик Ган, — подсказал я.
— Боже мой! — промолвил он, всматриваясь в мое лицо. Он внимательно меня оглядывал, тепло пожимая мне руку, но внезапно выпустил ее, как будто что-то вспомнил. — Вы пришли для того, чтобы увидеться… — И замялся, не закончив фразы.
— Я пришел не для того, чтобы с кем-то увидеться, — сказал я, переходя на шепот. Мне померещилось, что Пенджли вьется где-то рядом и его мерзкая шпионская рожа следит за нами из всех углов. — Я здесь совершенно случайно. Тем не менее очень рад, что встретил вас. Столько лет надеялся, что это произойдет и наши пути пересекутся.
Помню, в тот момент он состроил знакомую гримасу — по старой привычке втянул щеки и выпятил губы, словно сосал что-то через соломинку, и одновременно сощурил глаза, будто не слишком верил в то, что напиток не разбавлен какой-нибудь дрянью.
— Тоже рад был вас встретить, — сказал он, понизив голос. — Давно не виделись, правда. Столько разного случилось за это время… — Он замолчал, прислушиваясь.
— Понимаете, я не хочу вас сейчас задерживать, вы, возможно, заняты, но мне необходимо поговорить с вами, и, если возможно, сегодня же.
— Ну конечно, почему бы нет, — отвечал он, поглядывая то на лестницу, то на дверь квартиры. — Отчего бы не поговорить, ведь столько времени прошло. Только сейчас у меня кое-какие дела. Вы где остановились?
— Может быть, поужинаем где-нибудь? — Помню, как развязно я это произнес, с этакой наглой уверенностью, хотя в кармане у меня было всего полкроны и, как вам уже известно, я просто умирал от голода.
— Боюсь, что я вообще-то занят. Куда вам можно позвонить? Если вы сообщите мне свой номер…
Я прервал его. Мне казалось, что в любую минуту мог снова возникнуть Пенджли.
— Подождите, — заговорил я. — Должен вам кое-что сказать. Я очутился здесь только потому, что выслеживал Пенджли. Я заметил его внизу и поднялся вслед за ним. Шел за ним по пятам до этой самой площадки, а тут его потерял.
— Пенджли! — Буллер застыл в стойке, как терьер, учуявший крысу. — Пенджли! Уже здесь, раньше времени! Он вас видел? — спросил он совсем тихо, близко подойдя ко мне, словно теперь мы были связаны, как заговорщики, одной цепочкой.
— Нет, — ответил я, — а что он здесь делает? От него добра не жди, он такой…
— Всегда таким был, — согласился со мной Чарли.
И тут я заметил, что на самом деле он довольно сильно изменился с тех давних пор. В нем самом, в его взгляде и повадке появилось что-то новое. В прежние времена все ему было трын-трава, одни шуточки да прибауточки. Жил не тужил. Теперь в нем появились скрытность, трусоватость, — нет, вряд ли этими словами можно определить перемену, происшедшую в нем. Точнее, он стал подозрительным ко всем и ко всему, как человек, постоянно ожидающий, что кто-то накинется на него из-за угла и начнет душить. И тут меня осенило. Его так изменила тюрьма. Это был отпечаток тюремного пребывания, отличавший его от остальных людей, словно с тех пор он был причислен к какому-то тайному монашескому ордену, в котором проходят столь суровый путь искупления, какой никому иному, не пережившему его, не дано познать.