Говоря это, она все время прислушивалась. Я понял, что тишина подействовала и на нее. Она сняла шляпку, посмотрела на себя в зеркало, поправила волосы и сделала шаг по направлению к спальне. Я не пошевельнулся.
— А где же Джон? Почему вы с ним никуда не пошли? Уже четверть девятого.
— Пришел кое-кто из приятелей, — ответил я. — Его задержали.
— Кое-кто из приятелей? И кто же?
— Чарли Буллер. Мистер Хенч.
Она кивнула:
— Я так и знала, что он пытался от меня отделаться. Но я не такая дура… — Она смолкла. Мы оба услышали, как Хенч начал выкрикивать что-то жалобным, писклявым голоском.
— Дик, в чем дело? Что там происходит? Что там?
— Произошла небольшая ссора, — признался я. — Это все Хенч. Он стал такой странный, с тех пор как умерла его жена. Никогда не видел столь резкой перемены в человеке. Но это пустяки. Буллер и Осмунд знают, как успокоить его, все будет в порядке.
Она заговорила мягче:
— Бедный Хенч! Я сочувствую ему больше, чем всем остальным. Вы пришли сюда вместе с ними?
— Нет. Я тут совершенно случайно.
— Пойдите скажите Джону, что вы меня отведете куда-нибудь посидеть на часок. Ведь мы не виделись целую вечность. Мне надо задать вам тысячу вопросов. Джон не будет возражать. Он может позже к нам присоединиться.
Она улыбнулась. Ее глаза сияли, но я еще не смел связывать это с моим появлением. Она было сделала шаг к спальне, но тут же отпрянула назад и, пошатнувшись, схватилась за ручку двери, чтобы не упасть.
— Пенджли!
Я проследил за ее взглядом и увидел, что она смотрит на шляпу и пальто Пенджли, оставленные на вешалке. Сочетание того и другого вместе никого не могло обмануть. Сам я, по прошествии стольких лет, увидев их, ни за что не обознался бы. Не сомневаюсь, во всем городе нашлись бы сотни и сотни несчастных смертных, для кого один вид этих предметов, того самого плаща и той самой шляпы, явился бы страшным напоминанием об их позоре и страданиях.
Я кивнул:
— Да, он был здесь. Его больше нет.
— Больше нет?.. Вы, наверное, что-то скрываете? Что-то случилось? Не верю, что его больше здесь нет, этого негодяя…
Она не договорила, потому что открылась дверь и к нам вышел Осмунд.
Хелен подошла к нему вплотную и, глядя ему в лицо, спросила:
— Что тут происходит? Дик что-то замалчивает. Здесь был Пенджли. Что дальше?
Осмунд кивнул:
— Да, он здесь был. Но его уже нет.
— Не верю. Он все еще здесь. Его пальто и шляпа на вешалке.
Отстранив его, Хелен направилась в комнату.
На пороге она остановилась. Пламя одной из свечей бешено трепетало, словно соревнуясь в пляске с мерцающими в небе огнями рекламы, отражавшимися на стене. Пенджли лежал, вытянувшись, на диване, его лицо было закрыто носовым платком.
— Он же мертвый, — произнесла Хелен.
— Да, — сказал Осмунд, — я убил его.
Ее чуть качнуло. Она на секунду поднесла руку к глазам, точно закрываясь от ужаснувшего ее зрелища, а затем как-то очень, очень странно посмотрела на своего мужа. Ее взгляд выражал ужас. Повернувшись, она обвела всех нас глазами, после чего, не сказав ни слова, вышла из комнаты. Осмунд последовал за ней, закрыв за собой дверь.
Буллер помотал головой.
— Нехорошо! — сказал он. — Очень нехорошо! Вы что, не могли помешать ей войти сюда? Это испортило все дело. И так было из рук вон плохо, а теперь совсем погано, дальше некуда.
Оглянувшись, он поглядел на Хенча и понял, что от того ждать нечего. Хенч сидел, тупо глядя перед собой, беспомощно свесив руки.
Буллер обратился ко мне:
— Понимаете, Ган, вы единственный, от кого может быть хоть какая-то польза. Вам не повезло, что и говорить, вы тут совсем ни при чем. Вам не нужно было в это вмешиваться. А теперь придется нам с вами его отсюда вынести. Осмунд немного не в себе, а от Хенча никакого толку. Надо действовать.
Где-то в квартире часы пробили половину.
— Половина девятого. Вы поможете мне?
Его просьба ко мне, столь решительно высказанная, прозвучала в тот момент, когда я всеми мыслями был с Хелен, представлял себе ее там, за дверью, вместе с Осмундом; и как же я желал быть рядом с ней, и как же я страдал…
Но тревога в его голосе заставила меня без колебаний прийти к нему на выручку. Я встряхнулся, чтобы настроить свои нервы, мысли, все силы своей души на другой лад.
— Да, я вам помогу, — ответил я.
— Тут и делать-то нечего, только запихнем его в машину. Ничего приятного, но деваться некуда, надо, и все. Погодите, я схожу за его пальто и шляпой.
Приоткрыв дверь, он выглянул в прихожую, выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь.
Пока Буллер говорил со мной, я стоял у окна. Едва он вышел, Хенч вскочил, подбежал ко мне и, положив дрожавшую руку мне на плечо, забормотал:
— Не ходите с ним. Не ходите, Ган. Вы тут ни при чем. Нам все равно от него не освободиться. Не видите, вон он там, снаружи, караулит нас на лестнице. А этот, который здесь, вовсе не он. Мы должны всем это открыть. Только так мы очистимся.
Было очевидно, что он на грани дикой, безудержной истерики. Я почувствовал непонятную нежность к нему. Странно, но это так: в те минуты меня переполняло чувство любви и сострадания ко всему миру, как будто то, что здесь произошло, касалось всех человеческих существ без исключения и, более того, означало крутую перемену в их судьбах.
Я обнял его:
— Погодите минутку, Хенч. Успокойтесь, возьмите себя в руки. Запомните: Пенджли был таким отпетым негодяем и законченным прохвостом, какого свет не видывал. Хуже его не бывает. Он был шантажист и вымогатель, и нет ничего грязнее, чем это занятие. Он искалечил жизнь сотням и сотням мужчин и женщин, уничтожил их, затравил. Он никого не щадил, никого не жалел, чувство сострадания было ему чуждо. Он хотел, чтобы и мы испоганились, стали такими, как он. Он, и только он виноват в смерти вашей жены.
Но Хенч прервал меня:
— Она не захотела бы его убивать. Она не желала никому зла. Даже такому плохому человеку, как он, она не стала бы причинять вреда. Но ведь это правда — мы его не убили. Он теперь еще хуже, чем живой, он теперь постоянно будет с нами, ни за что не отстанет от нас, это навсегда… О Боже, Боже, и зачем я только сюда пришел…
Наконец появился Буллер с плащом и шляпой Пенджли. При виде этих предметов я мгновенно собрался и приготовился к решительным действиям.
— Извиняюсь, вышла проволочка, — шепотом доложил Буллер (мы все разговаривали шепотом). — Выглянул на площадку, чтобы посмотреть, есть ли кто на лестнице. Никого, путь свободен.
— Осмунд там? — спросил я.
— Нет. Они в спальне. Понимаете, мне хочется убраться отсюда, пока он не вернулся. Осмунда не поймешь, черт его возьми. Горячий — никогда не известно, что сотворит… Подержите-ка его руку, а я напялю на него плащ.
Я обхватил труп за талию, и его болтающаяся голова, мотнувшись, упала мне на грудь и прильнула, как к груди любимого. Я задрал ему руку, как велел Буллер, — она была еще теплая. Мы натянули на труп плащ и нахлобучили шляпу низко на глаза.
Когда мы стали поднимать тело с дивана, меня чуть не стошнило. А потом все, что было в комнате, поплыло у меня перед глазами, серебряные канделябры закачались, окна широко разъялись, и по ним побежала рябь, словно это были не окна, а большие лужи. Но приступ дурноты миновал. Все снова встало на свои места, я пришел в себя.
Буллер, крепко обхватив тело, держал его с одного бока. Я, завладев другой рукой, придерживал его с другой стороны. В таком положении Пенджли вполне мог сойти за сильно пьяного человека. Его голова свесилась на грудь, ноги волочились сзади, шлепая подошвами об пол.
В комнате, где были Осмунд и Хелен, стояла мертвая тишина. Ни вздоха, ни звука. И вот когда я свободной рукой открыл входную дверь, как раз в ту самую секунду кто-то зажег свет на нижнем этаже. Возвращаться назад было поздно. Мы уже стояли на лестничной площадке, дверь за нами закрылась, и я увидел могучую, дородную женщину с красным лицом, которая поднималась прямо навстречу нам.