Как бы то ни было, в те считанные секунды Пенджли мог бы, в одиночку пробившись в толчее, сбежать, не опасаясь погони. И сбежал бы, если бы не возникшее в тот момент совершенно непредвиденное обстоятельство.
Чудовищный шум, сотрясавший квартиру, вдруг смолк. Кто-то выключил граммофон, и вместе с громкими звуками джаза стихли голоса. А затем какая-то женщина пронзительным голосом возвестила:
— Мы греки! Мы греки! Мы должны принести жертву! Я буду Ифигенией!
Все собравшиеся пришли от этой затеи в полный восторг. Маленький, кругленький, похожий на бочонок человек — как догадалась Хелен, хозяин дома, который только что появился на авансцене, — выступил вперед и закричал:
— Шикарная идея! Все сюда, давайте, давайте! Мы устроим процессию, надо воздвигнуть алтарь и все как положено!
В центре комнаты поставили небольшой низкий столик, перед ним бросили на пол красную подушку. Из числа гостей на роль жреца был выбран древний грек с белоснежной бородой. Хорошенькой молодой девушке связали за спиной руки и надели на глаза повязку.
Несколько подвыпивших мужчин и женщин встали в полукруг и, раскачиваясь, начали что-то причитать пьяными голосами, изображая хор.
Эскот оглядел гостей и заметил среди них Осмунда:
— Эй, вы там, сэр! Как раз вы-то нам и нужны, поскольку вы самый высокий. Вы будете главным палачом.
Осмунд, мгновенно подчинившись, подошел к нему. Он был как во сне.
— Я, черт возьми, не знаю, как ваше имя, но надеюсь, вам тут чертовски весело. Рад вас видеть. — Отвернувшись, он скомандовал: — Эй, дайте кто-нибудь нож!
Ему протянули кухонный нож. Все кругом хохотали. Осмунд стоял в центре комнаты с ножом в руке, а перед ним — коленопреклоненная девица. Хелен готова была крикнуть: «Погодите! Отнимите у него нож! Его надо остановить…» Но произошла заминка. Чей-то голос громко произнес:
— Эскот, минутку, вы слышали?..
Кто-то другой продолжил:
— Банни Уорнер сегодня видел труп. Это вам не то что ваши глупые игрушки в древнегреческие жертвы. Труп был самый настоящий! На лестнице, по дороге сюда!
Начался общий шум, все принялись обсуждать услышанное. Хорошенькая девушка, уставшая стоять на коленях на красной подушке, поднялась, освободила связанные за спиной руки и сняла с глаз повязку.
— Что такое?
— Банни видел, как убивали?
— Банни кого-то кокнул?
Вопросы сыпались со всех сторон. Игра в жертвоприношение была забыта. Осмунд продолжал стоять не шевелясь, в той же позе с ножом в руке.
Молодой человек в обычном костюме, расположившись у камина, стал давать объяснения:
— Если хотите знать, ничего особенного не было. Я даже не хотел об этом рассказывать. Но все равно во мне все перевернулось.
— Что же было? Банни, что все-таки было? Выкладывай!
Хелен вспоминает, что ей тоже хотелось закричать: «Да, Банни, скорей рассказывай, что ты видел!»
Он продолжал:
— Не знаю, может, я не совсем хорошо разглядел. Я сейчас протрезвел, не то что тогда, по дороге сюда. Было от чего протрезветь, скажу я вам! Только я вошел в подъезд с улицы и хотел было подняться по лестнице, смотрю — в углу прислонился к стене какой-то человек.
— Какой такой человек? А? Какой? — кому-то не терпелось услышать все сразу.
— Да не знаю, обыкновенный такой парень. Я спросил у него, где квартира Эскота, потому что уже слегка забалдел и мне не хотелось звонить подряд во все квартиры. Он что-то нелюбезно промямлил, и тут я гляжу — позади него на самой нижней ступеньке сидит, весь скрюченный, еще один.
Кто-то из женщин взвизгнул; раздались женские голоса:
— Кошмар! Ужас! Какой страх!
— Я спросил у того парня, что с его приятелем, может, он заболел? А он говорит, ничего, мол, с ним такого, просто он мертвецки пьян, и другой их приятель уже пошел за машиной, чтобы отвезти его домой. Ну, говорю, ладно, тогда пока. Тут мне вздумалось закурить, полез за этой штукой… — Он достал из кармана зажигалку и предъявил ее всей компании. — Зажег ее и увидел…
Молодой человек умолк. Кто-то выкрикнул:
— Ну же, Банни! А дальше-то что?
Настала полная тишина. Осмунд застыл и не двигался с места. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на Банни.
— Клянусь, тот человек был мертвый. Точно, без ошибки. Это был труп. Глаза, рот и прочее… Я закричал: «Боже, он же мертвый!» — или что-то в этом роде. А тот парень сказал: «Нализался под завязку, только и всего!» Я рванул наверх со всех ног!
Со всех сторон раздались восклицания:
— Ну и страх! Вот ужас-то! Может, он все еще там?!
Хелен, не отрывая глаз, смотрела на Осмунда. Она видела, как он, резко повернувшись, метнулся в сторону. Нож из его руки выпал.
Гости понемногу приходили в себя. Опять послышался смех, пение. Но прежнего веселья не было. Его уже ничто не могло разжечь. Завели граммофон, но никто не танцевал.
Кто-то крикнул:
— Ну ладно, пошли отсюда!
Ей показалось, что все сразу стали проталкиваться к выходу. Мгновения не прошло, как она и сама очутилась в прихожей. Ни Пенджли, ни Осмунда нигде не было. Они исчезли.
Глава 14
Со звездных высот в бездну
Уж сколько времени прошло с тех пор, а мне до сих пор снится, как над безлюдной площадью в вихре снежной бури несутся по воздуху те двое. Внизу замерли омнибусы, и только любопытные глаза припавших к окошкам пассажиров следят за их полетом. На перекрестке стоит полицейский-скелет, отставив руку в огромной белой перчатке, а на темных стенах домов пляшут, словно гигантские светлячки, огни осатаневшего мира.
Над головой громоздятся, налезая одна на другую, черные тучи, которые, того и гляди, обрушатся на затаившееся в ожидании конца света человечество. Кое-где еще суетятся, бегают в поисках спасительной лазейки крохотные фигурки манекенов, но и они знают, что поздно, погибель близко.
Проснувшись, я еще долго не могу отделаться от этого видения. Не только меня, но и Хелен мучит похожий сон.
Итак, вернемся к тому моменту, когда, пытаясь настичь Хенча, я сначала увидел маленькую фигурку Пенджли, а следом за ним — мчавшихся во весь дух Осмунда и Хелен. Как вы помните, к моему изумлению, все трое исчезли за дверями входа на галерку театра «Трафальгар». Помедли я тогда, соображая, что мне делать, возможно, мне и дальше пришлось бы заниматься Хенчем. Но одного взгляда на Хелен было достаточно, чтобы не размышляя ринуться за ней. Я никак не мог предположить, что же там случилось без меня, но чувствовал, что события вечера приближаются к развязке, и считал своим долгом быть ее участником.
Было уже почти половина одиннадцатого, спектакль шел к концу, и контролер уже покинул свой пост у платной ложи, видимо решив, что вряд ли найдется ненормальный, который пожелает раскошелиться ради последних двадцати минут представления.
Я пулей взбежал по темной лестнице и, с трудом переводя дыхание, остановился под дверью, ведущей на галерку. Сверху до меня доносились смех и разговоры — там помещался хор. У входа мне путь преградил высокий старикан с грудью, увешанной медалями.
— Места только стоячие. — Его голос был исполнен сознания воинской чести и одновременно выдавал в нем большого любителя пива.
— Ладно, ладно, — нетерпеливо буркнул я, — сколько?
— Представление заканчивается, — шепотом оповестил он меня.
Чуть отодвинув его в сторону, я прошел внутрь. В глубине галерки горела одна-единственная тусклая лампочка. Пространство впереди меня было погружено во мрак, а дальше перед глазами открывалась утопающая в лучах прожекторов сцена, вся в ярких красках, с пляшущими на ней под звуки оглушительной музыки человечками. Оказавшись в темноте, я поначалу плохо различал зрителей — смутно видел лишь силуэты у барьера и все никак не мог разглядеть среди них Осмунда, Хелен или хотя бы Пенджли.
Помню, что я был в растерянности и отчаянии. По лицу Хелен, мелькнувшему мимо меня, я понял, что она ждет беды, что она в панике. Я просто не знал, что делать.
Я стал осторожно пробираться вперед и неожиданно наткнулся на Осмунда. Он сразу меня узнал, даже в полутьме, и с такой силой схватил за руку, что я чуть не вскрикнул.
Осмунд прошептал: