Италия ждал его около моря, молчаливо всматриваясь в горизонт. Когда Германия подошёл к нему, Италия даже не покосился в его сторону. Сунув руки в карманы пальто, Людвиг шумно вздохнул, устремив взгляд на воду.
— И где же корабль? — холодным, но в то же время осторожным тоном спросил Германия. В ответ Италия лишь коротко кивнул в сторону небольшого, но изящного судна, которое спускали на воду: оно было до ужаса старомодным, похожим на те деревянные парусные корабли, что бороздили моря и океаны несколько веков назад. Но это не отменяло того факта, что корабль был сделан со всем мастерством, наполненный удивительной живостью, хоть и с пустыми белыми флагами и парусами.
— Позже, когда придумаем ему имя, тогда и разрисуем флаги, а там и паруса, — Италия слабо улыбнулся. — Только вот назвать его никак не могу, вот и решил спросить у тебя.
— Почему ты спрашиваешь меня? — Германия нахмурился, вспоминая названия собственных кораблей.
— Не знаю, — Италия пожал плечами. — Знаешь, есть такая традиция, когда корабль называют в честь любимых девушек.
— Всё равно не понимаю, причем тут я, — Людвиг насторожённо покосился на своего собеседника.
— Просто хотелось бы следовать традициям, но я не могу его назвать, — Италия опечаленно пожал плечами. — Уж придётся тебе подумать.
— Как будто у меня есть любимые девушки, — Германия раздражённо хмыкнул, давая понять, что тема не из приятных. — Вообще никого.
— Но ты всё равно подумай, надо же как-то его назвать, — Италия сунул руки в карманы брюк, улыбнувшись слегка сильнее прежнего. Германия снова вздохнул, опустив взгляд к земле. Задумчиво помолчав полминуты, он повернулся к судну, внимательно рассматривая пустые паруса и флаги.
— Может быть, — он тянул слова в совершенно непривычной для себя манере, — назвать его «Хризантема»?
Италия сосредоточенно хмыкнул, уставившись на корабль, спущенный на воду.
— Неплохо, — он слабо прищурился, довольно ухмыльнувшись. — Очень даже неплохо.
***
Япония обессиленно опустил руки, сжимая пальцы в кулак. Конверт, который он держал, тут же скомкался с едва слышным характерным треском. В душе заныла голодная пустота, ей вторил звериный вой, застрявший в горле, и сорвавшийся с бледных губ хрип, подобный птице, падающей с ветвей, чтоб улететь. Тяжело вздохнув, Кику нахмурился, распрямляя бумагу, которую только что сердито скомкал. Снова перечитав текст, он стиснул губы, хмурясь всё сильнее с каждой строчкой. Ему хотелось ущипнуть себя, чтоб удостовериться, что всё происходящее — какой-то кошмарный сон, но ущипнув себя три раза, он всё ещё стоял посреди комнаты, погружённой в полумрак, не верящий собственным глазам. Положив конверт и письмо на стол, Кику посмотрел на Германию, что сидел напротив. На его лице застыла печальная улыбка, полная отчаяния: по его взгляду было видно, что он зол на самого себя, но сделать что-либо он не мог, потому что они оба слишком опоздали. Огонь в камине шумно трещал горящей древесиной, вздымал языки вверх, вылизывая горячий воздух, подобно послушной собаке. Иногда Японии казалось, что он сам ничуть не лучше собаки — Германия просто позвонил ему, сказал пару слов, а он сразу же сорвался с места, подкупил кого-то в порту и явился в Берлин так быстро, как только мог. Словно пёс, так и ждущий чужой похвалы, он бросился чуть ли не в ноги Людвигу, покорно виляя хвостом и внимая каждому его слову, в экстазе дёргая лапой, когда его чесали за ухом.
Германия пристально покосился на Японию, улыбнувшись немного шире. Его голубые глаза были прищурены, из-за неровного освещения, которое давал костёр, казалось, словно они светились в сумрачном полумраке, что проник через внезапно распахнувшееся окно, впустив в помещение ледяной ветер, тревожащий пламя в камине. Кику поёжился от холода, подошёл к окну, ощущая, как морозный и колкий воздух дует в лицо, заставляя мурашки бегать по телу. Только закрыв его, Япония почувствовал, как пришедшая с открывшимся окном тревога исчезает прочь: было в этом обыденном действии что-то мистическое и он долго не мог заставить себя отойти к камину и перестать смотреть опустошённым взглядом в тёмное стекло, за которым разворачивалась настоящая метель. На секунду Хонде показалось, что на улице кто-то бродит, описывая круги вокруг дома, всматриваясь горящими глазами прямо ему в душу, утробно рыча и вздымая шерсть на загривке. Япония ничего не видел за окном, но в глубине души ощущал скрытую угрозу, которая, возможно, даже не в ближайшей тысяче километров, но определённо дышит в спину, придерживая в руках нож, чтоб вонзить его Хонде прямо в рёбра. Япония отошёл от окна, повернулся к Германии, что всё так же сидел в кресле, не сводя глаз с Кику. Тревога резко отступила, даже дышать стало легче. Спокойно сев в соседнее кресло, Кику уставился в огонь.
Германия закашлялся, возвращая Японию в реальность: Кику неспокойно поёжился, наблюдая за тем, как Людвиг прикрывает лицо рукой, практически задыхаясь от приступа кашля, еле успевая вдохнуть и едва заметно содрогаясь. Хонде показалось, что он переживает те же самые ощущения, которые испытывал при встречах с Италией. Та же тишина, пропитанная тяжёлой и мрачной атмосферой, то же близкое ощущение смерти, словно он находились в одном помещении с покойником. В некотором смысле оно так и было, но каждый раз понять кто именно из них мертвец для Кику было сложнее всего. В идеале никто не должен был умирать. Япония поёжился в кресле, тяжело вздыхая. Германия перестал кашлять, тихо хмыкнул и повернулся к камину. Кику невольно спросил себя, было ли то же самое с Италией. Хонда непроизвольно ощутил холод окутавшего его одиночества, перебиваемые разве что ужасом перед чем-то неизвестным. Поднявшись на ноги, Япония медленным шагом подошёл к Германии, устало взглянул ему в глаза, сразу же отведя взгляд в сторону. Обречённо вздохнув, Япония сел в то же кресло рядом, уткнувшись лицом в плечо Людвига, шумно всхлипнув, чувствуя, как горло давит от печали, во рту осел привкус крови и желчи, руки задрожали, в коленях затрясло. На глаза впервые за долгое время навернулись слёзы, а пальцы судорожно вцепились в рубашку Германии. Последний тихо цокнул языком, медленно выдыхая, нерешительно запустив пальцы в волосы Хонды, поглаживая его по голове, как послушного щенка. Свободную руку он положил на запястье Японии, потом неспешно взял его за руку. Япония никак не реагировал, периодически содрогаясь: на него снова накатило чужеродное чувство, подобное шипящему бурному морю. Холод одиночества лишь усилился, Кику ощутил немой всепоглощающий ужас, распространяющий бессильную дрожь по всему телу. Лихорадочно вдыхая воздух, Япония вцепился сильнее в руку Людвига, пытаясь побороть иллюзорное чувство падения, головокружение и тошноты. Германия тяжело вздохнул, поглаживая Хонду по голове, что-то приглушённо нашёптывая, пока Япония не успокоился. Он пережил то же самое, что было в Хиросиме — когда она ещё существовала. Непреодолимый вал эмоций, сбивающий с ног, сжимающий горло, забивающий лёгкие и пробивающий насквозь, оставляя после себя чёрную, изголодавшуюся бездну в сердце, а после мгла разрослась, поглощая Японию полностью, не оставляя ничего. Перегрузка нервной системы влекла за собой апатию и усталость. Заныли фантомной болью пара ожогов на спине. Каждое воспоминание о прошлом заставляло боль возобновляться с новой силой.