— О, Япония, — взявшийся из-ниоткуда Италия заставил Кику невольно вздрогнуть от неожиданности. — Вы ещё не уехали?
— Ты пришёл смотреть за собаками? — с непринуждённым видом ответил вопросом на вопрос Хонда. Италия лишь кивнул в ответ, широко улыбаясь. Японии резко стало намного спокойнее: Италия обладал непередаваемым шармом и чувством уюта, и делился этим ощущением беззаботности так сильно и бескорыстно, что мог заставить кого угодно расплыться в глупой, но благодарной улыбке при любых обстоятельствах. Италия был похож на тёплый летний день, проведённый с лучшими друзьями в каком-то приятном для тебя месте, личные шутки, которые никто кроме тебя и ещё пары человек не понимает, и на старую любимую сказку, которую ты внезапно вспомнил спустя тысячи лет.
— А ещё я принёс фриттату, — Италия склонил голову набок, всё ещё лучезарно улыбаясь. — Но передал её Германии вчера. Надеюсь ты отдохнёшь как следует. Обещаю, я буду приезжать как можно чаще.
Хонда невольно улыбнулся, отведя взгляд в сторону. За его спиной раздался звук закрывающейся двери — Германия вышел из дома с двумя чемоданами, окинул взглядом Италию и коротко кивнул. Отдав ключи, Людвиг ещё что-то сказал Феличиано, после чего подошёл к Кику, который уже вышел к дороге. Италия ещё долгое время кричал им вслед прощания, махая руками. В ответ Япония робко поднял руку, выпрямив ладонь, а потом последовал за Германией по знакомым акварельным улицам, кое-где залитым лужами.
— Тебе не стоило идти со мной, — сказал Кику, когда они прошли внушительное расстояние от дома Германии. — Италия-кун, конечно, занят времяпровождением со своим братом, Францией и ещё много кем, но это не значит, что он перестанет звать тебя на помощь по глупым поводам. Из Японии в Италию далековато, не находишь?
Хонда нервно сглотнул, стиснув губы. В его голосе не заметить ноток издёвки мог разве что глухой. Ему совсем не хотелось грубить, но его голос непроизвольно вздрогнул, управляемый подсознательными импульсами. Япония старался следовать своим принципам, сохраняя спокойствие в любых ситуациях, но сейчас он сам на себя не походил. Германия удивлённо выгнул бровь, бросив на Кику скептический взгляд, но потом тихо вздохнул и отвернулся. Внезапно Хонда ощутил горький укол совести за сказанное, чувствуя, как разгорается в нутре ядовитый стыд.
— Это было исключительно моим решением, — судя по тому, как напряжённо звучал голос Германии, эти слова давались ему с трудом. — Я помогаю Италии, потому что мы с ним друзья. А сейчас я помогаю тебе, ведь мы тоже друзья.
Япония неуверенно нахмурился, чувствуя себя ещё более виноватым. Он опустил взгляд, рассматривая то тротуар под ногами, то чемоданы, то соседние здания. Говорить о чём-то совершенно не хотелось — оба чувствовали, что разговор в любом случае зайдёт в тупик, так что не было смысла его даже начинать. Когда они проходили мост, Кику вздрогнул от могильного холода, проскользнувшего вдоль позвоночника. Ему всё время было не по себе, когда он смотрел на воду — ему казалось, что на дне тёмной реки затаилось что-то, так и ждущее момента, чтоб утащить Хонду к себе. Глупым был сам факт того, что Япония мог подумать о чём-то подобном, а уж тем более бояться этого так панически было ещё глупее. Если бы страны могли умереть так просто, Кику был бы давно мёртв, как и множество других стран, но ведь подобные смерти случались лишь единично.
— Всё нормально? — обеспокоенно спросил Германия, покосившись на Хонду через плечо. Япония поспешно кивнул в знак того, что всё хорошо. Дальше они тоже не разговаривали, даже когда сели в поезд, заняли места в купе и разложили вещи. Всё это они делали в полнейшем молчании, лишь изредка Япония позволял себе покоситься на Германию и встретиться с ним взглядом. Нельзя было понять о чём думал Людвиг: его лицо оставалось спокойным и сдержанным, и Япония пытался выглядеть так же, но глубоко в душе он паниковал без видимой на то причины до такой степени, что у него закружилась голова и к горлу подступила желчь. Пытаясь выбросить ненужные мысли из головы, он начал бесцельно копошиться в своём чемодане, притворяясь, словно он что-то ищет, но на самом деле Япония пытался поймать нужную секунду, когда Германия на что-то отвлекался, чтоб посмотреть на него и попытаться угадать о чём он думает. Впервые Кику не удавалось прочитать атмосферу, поэтому он и не знал стоит ли ему говорить что-то или же молчать до самого их отъезда. Японии хотелось исчезнуть, стать невидимым и никогда больше не появляться в этом купе. У него в голове даже мелькали мысли о том, чтоб попросить машиниста остановиться и сойти с поезда, оставив Германию одного. Кику заставил себя сесть возле окна и смотреть на размытые очертания леса снаружи. Он медленно вдохнул через нос, незаметно приоткрыл губы и выдохнул через рот. Поезд размеренно шумел, изредка пошатываясь. По телу Хонды пробежались мурашки, когда он прислушался к стуку колёс поезда и услышал слабый импульс, почувствовал его подушечками пальцев. Слабая дрожь и монотонный гул, повторяющийся с одними и теми же интервалами, подобно стуку огромного механического сердца. Кровь стучала в ушах, билась в венах, артериях и капиллярах в такт этому спокойному и глубокому шуму, Япония незаметно для себя начал слабо покачиваться, вторя поезду, закрыв глаза. Его дыхание выровнялось, сердцебиение перестало быть таким лихорадочным, разум сразу же очистился и все мысли пришли в порядок. Ему казалось, он способен уловить в этом шуме и движениях что-то неизмеримо важное для себя, как великая тайна, сокрытая от него с давних времён. Он услышал слабую, едва уловимую мелодию, которую так любезно напевал ему стальной ящер, с бешеной скоростью несущийся по рельсам. Открыв глаза, Япония наконец-то ощутил себя прежним: спокойным, уверенным, готовым к любой ситуации. Он уставился в пол, рассматривая носки своих ботинок, медленно поднимая взгляд, переводя его всё выше и выше: сначала на окно, потом немного правее, а после и на Германию, что непринуждённо сидел напротив, неспешно читая какую-то книгу. Кику пробежался взглядом по строкам, но угадать книгу по содержанию ему не удалось. Лишь в открытую вычитав один из абзацев вверх дном он мог с уверенностью сказать, что перед ним «Права и свободы человека».
— Зачем оно тебе? — слегка наивно спросил Кику, с непониманием хмурясь. — Ты ведь не человек.
— Это не значит, что я не должен о них забывать, — ответил Германия, не отрывая взгляда от книги. Читать в движущемся поезде было сомнительной идеей, но у него каким-то чудом это удавалось, к тому же, довольно быстро.
— Ценю твоё рвение к равенству, — Япония неопределённо пожал плечами. — Но не думаю, что на войне немцы, японцы или итальянцы задумываются о собственных правах.
— Войны начинаются и заканчиваются, — Германия с заметным раздражением захлопнул книгу и посмотрел на Кику. — Страны продолжают существовать.
— Не всегда, — Хонда едва заставил себя произнести эти слова. В душе снова образовалась неутолимая пустота, похожая на вечный голод, от которого никак не избавиться. Людвиг удивлённо приподнял брови, а потом резко нахмурился, отводя взгляд к окну.
— Тогда чем мы лучше людей? — Япония даже в мыслях не собирался замолкать. — Мы тоже умираем, наши тела болят, мы стареем. Не так, как люди, но стареем. И никогда не появляемся снова. Даже у людей есть права, так почему нет у нас?
— Мы не люди, — мягко ответил Германия, заглядывая Кику прямо в глаза. — Но это не значит, что мы не имеем прав. Слышал когда-нибудь о теории сверхчеловека?