— Погода здесь довольно тёплая, правда? — Хонда спросил первое, что пришло в голову, после чего сразу же проклял себя в сердцах за такой нелепый и банальный вопрос, который он наверняка уже когда-то спрашивал. Германия повернулся к нему, слегка отстранённым взглядом посмотрев ему прямо в глаза. Спустя полсекунды его взгляд сфокусировался на Японии, Кику невольно отодвинулся.
— В Берлине немного холоднее, — Людвиг непринуждённо пожал плечами. — Разница в средней температуре совсем небольшая, так что кажется, будто эти города рядом.
Кику улыбнулся краями губ, ощущая чувство облегчённости, словно ему разрешили отдохнуть после тяжелейшего двенадцатичасового рабочего дня.
— Но они далеко, — в голосе Японии зазвенела тонкая нота печали, быстро перерастающая в шутливую раздражённость. — Поэтому ехать в поезде было ужасной идеей.
— Зато было довольно спокойно, не находишь? — Германия скептически изогнул одну бровь. — Да и не так уж долго мы ехали, по воде и то было дольше.
— По воде и в поезде это совершенно разные вещи, — Япония почти беззвучно хмыкнул, сведя брови. — Но я рад, что мы добрались. Хиросима славный город, надеюсь, Вы его оцените.
Германия согласно кивнул, сохраняя холодное выражение лица. Кику стало немного не по себе: он, конечно, помнил, что у немцев принято строить непроходимые границы в общении с определёнными людьми, но ведь не настолько же. Незаметно вздохнув, Хонда поднялся с дивана и пошёл в коридор, чтоб забрать свои вещи и найти для каждого предмета уютное место в своей комнате. Германия провёл его взглядом, не выражающим абсолютно ничего, а потом и сам решил разобрать вещи, несмотря на то, что вид у него был крайне истощённый. До самого вечера Япония пытался унять взявшееся из-ниоткуда волнение, прогнать прочь мысли о войне, которая ведётся где-то далеко, но в то же время под самым боком, прямо за спиной. Иногда он был готов удариться головой о стену, лишь бы не тревожиться за то, что из-за этого вынужденного отдыха он может проиграть, сдать назад и получить сокрушающий удар как раз тогда, когда он меньше всего ждал. Он пытался занять себя расстановкой вещей: оставлял что-то на полке или в ящике, но потом почти сразу же доставал обратно и искал новое место. Таким образом он пытался заставить себя полностью погрузиться в мысли о порядке и организованности, повторяя одни и те же действия сотни, а то и тысячи раз, подобно обычному человеку, что просыпается рано утром, идёт на работу, возможно, ужинает, а после отправляется спать, чтоб завтра снова проснуться рано и пойти на работу.
Как только за окном начало темнеть, Японии надоело сортировать вещи, поэтому он решил выйти в гостиную. На диване сидел Германия, читающий книгу, но как только Кику зашёл в комнату, он убрал книгу в сторону и быстро поднялся на ноги, отчего Хонда с недопониманием нахмурился.
— Япония, одевайся, — Людвиг подошёл к шкафу в коридоре, взял пальто Кику и бросил его так, чтоб Хонда точно поймал. Сбитый с толку Япония медленно надел пальто, растерянно уставившись на ничего не объясняющего Германию, но прозвучавший то ли приказ, то ли просьба был довольно грозным, потому Кику, на секунду засомневавшись, вышел следом за Германией из дома.
— Что-то случилось? — насторожённо спросил Япония, пока Германия вёл его по городу. Ответа он так и не получил, но Хонда особо и не расспрашивал. Они шли молча, оба ужасно сосредоточенные: Людвиг думал о чём-то своём, даже не оборачиваясь на Кику, а последний, в свою очередь, смотрел Германии в спину и пытался высчитать его дальнейшие действия, ведь ожидать можно было что угодно.
Внезапно, Германия остановился на мосту и повернулся к Японии. Кику недоумевающе посмотрел ему в глаза, нахмурив брови, пытаясь донести до него свой немой вопрос, прозвучавший некоторым временем раннее. Людвиг снова ничего не сказал, с трудом незаметно улыбнувшись и кивнув в сторону реки, протекающей под мостом. Япония повернулся, рассматривая небесное полотно, протянувшееся над рекой: подобно краскам, вылитым в один стакан, оно было испещрено наполовину смешавшимися разводами — от светло-голубого до тёмно-синего, посредине расчерченное туманной седой полосой, смутно напоминающей сизое крыло огромной птицы, распростёртое над городом. И в этой синеве далёким белым пятном виднелось солнце, почти полностью скрытое тучами. Япония был уверен, что со стороны он выглядит как изумлённый ребёнок, но, покосившись на Германию, Кику увидел, насколько тот сам был поражён: широко раскрытыми от удивления глазами, он наблюдал за недвижимым небом, что медленно темнело. Крепко вцепившись руками в перила моста, Германия, кажется, даже не дышал — только иногда у самых его губ, растянутых в непривычно широкой улыбке, образовывался пар. Хонда поймал себя на мысли, что он впервые видел, чтоб Германия когда-либо так радовался чему-то. Они стояли на мосту, наблюдая за медленно тлеющими сумерками, пока под мостом тихо шумела вода в реке. Время пролетело быстро — в ровном и густом молчании, тревожимым лишь водой, в душе чувствовалось какое-то спокойствие, словно все проблемы, волновавшие до этого, в один миг разрешились и перестали казаться такими непреодолимыми. А после того, как небо утратило свои оттенки и окрасилось в сплошной тёмно-синий, Япония шумно выдохнул, опуская взгляд к воде.
— Извини, что привел сюда, ничего не сказав, — Людвиг тихо вздохнул, тоже уставившись на тёмную воду под мостом. — Мне хотелось бы сказать тебе что-то красивое и поддерживающее, как обычно говорит Италия, но я не очень красиво говорю.
— Я тоже не силён в переговорах, — Кику слабо улыбнулся, опираясь о перила. — Всё в порядке, правда. Я Вам благодарен.
— Темнеет, — резюмировал Германия, отойдя на шаг назад. Хонда сделал то же самое и поправил рукава пальто. — Пойдём домой?
Япония коротко кивнул, утвердительно хмыкнув. Домой они добрались относительно поздно, примерно в полдесятого: Япония первым же делом достал фриттату, несмотря на то, что она уже давно остыла. Сам факт того, что эта фриттата была сделана Италией, уже делал её божественной. Но как только они сели за стол, то в гостиной зазвонил телефон — Япония уже было приподнялся из-за стола, но Германия жестом руки приказал ему сесть и сам пошёл в гостиную. Когда звон телефона утих — Германия взял трубку — Кику подался вперёд настолько, чтоб не было видно, как он подслушивает. Германия сразу же назвался, как только приложил трубку к уху, ведь так было принято у людей из его страны. Исходя из тона его голоса, он говорил с Италией — может быть сам Людвиг этого не замечал, но когда он говорил с Италией, то его голос становился более утомлённым и мягким, только при условии, что он не злился. Германия старался говорить как можно тише, чтоб Кику не слышал, но Хонда, задержав дыхание, напряжённо вслушивался в его разговор с Италией. Разобрать что-либо было очень проблематично — Япония слышал, как Людвиг говорил по телефону, но что именно он сказал нельзя было разобрать, отчего Кику с досадой вздохнул. Япония осторожно подвинулся к столу так, чтоб видеть Людвига в гостиной: он стоял боком к кухне, опёршись рукой о стол и внимательно изучая взглядом телефон, словно там были ответы на все вопросы. Он довольно долго молчал, в тишине Кику мог слышать, как испуганно что-то говорил Италия, настолько громко, что Германии пришлось немного отвести трубку от уха, чтоб не оглохнуть. Когда Италия закончил что-то несвязно кричать, Германия постучал костяшками пальцев по столу, утвердительно хмыкнув. Кику знал этот жест ещё со времён собраний — Людвиг всегда так делал, выслушивая кого-то, с чьим мнением он согласен, выражая таким образом своё одобрение. Впервые, выступая на мировом собрании, Япония сильно удивился, когда вместо аплодисментов Германия начал слабо постукивать по столу, задумчиво кивая. Германия сердито нахмурился, упрекнув Италию в том, что он позвонил после девяти, а потом попрощался и положил трубку.