«Поглядел станки и не покажешься больше?» — спросил Никита.
«Покажусь».
«Тогда давай приходи к нам гостить в общежитие».
«Погощу у них сегодня до поезда», — решил Коля.
Никиту он застал в кухне. Никита готовил ужин. В этом занятии не было ничего удивительного. Колю смутило другое: кухня полна была девушек. Они облепили плиту, словно пчелы цветок.
Никита медлительно, с безмолвным достоинством, ворочался у плиты между девушками, ни на кого не обращая внимания. Он кивком головы указал Коле, где постоять, пока доварится ужин. Коля стал в указанном месте и в молчании ждал. Одна из девушек, стрельнув в его сторону насмешливым взглядом, громко сказала:
— К Никите гость пришел. Молчун молчуна видит издалека.
Все засмеялись. Коля продолжал стоять неподвижно, как камень.
Наконец Никита повел своего гостя в комнату. Тут Коле понравилось все. Ребята жили сообща и в то же время каждый сам по себе, по своему усмотрению и вкусу. Никите по вкусу было заниматься в свободное время выпиливанием.
— Посиди, пока наших нет, — сказал он Коле, а сам расстелил на полу старую газету и, посапывая носом, принялся пилкой выводить на фанере кудрявые узоры.
Коля смотрел и удивлялся, как эта хрупкая дощечка не треснет в его здоровенных ручищах.
Так они сидели молча. Наконец Коля загадал загадку:
— «Стоят палки, на них маленькие зеленые махалки». Что это такое?
— Ишь ты! — довольно усмехнулся Никита, но не пытался разгадывать.
Коля сам сказал разгадку:
— Листья на деревьях.
— Ишь ты! — повторил Никита.
— А где Петя с Алешей? — спросил Коля.
— Учатся в техникуме.
— Да ведь сегодня Пете ехать в Москву!
— Успеет и в Москву уехать, — невозмутимо ответил Никита.
Они опять замолчали.
— А ты учишься? — задал Коля новый вопрос.
— Я ужин варю. Мы коммуной столуемся. Обедаем в столовой, а ужин — дома.
«Странно! — подумал Коля. — Очень странно: они учатся, а он готовит ужин».
— Никита, отчего ты в техникум не поступил?
— А неохота.
Никита вытянул руку, издали разглядывая резную фанерку.
«Вот так раз! Надо как-нибудь на него воздействовать», — подумал Коля.
— Никита, ты книги читаешь?
— Некогда мне их читать. По радио слушаю.
— Что ты слыхал?
— Повесть про настоящего человека слыхал.
— Вот видишь! — сказал Коля.
— Чего видать-то? — ответил Никита.
Коля пригладил свой черненький ежик и внушительно сказал:
— Надо учиться, а то ты и границы нашей Родины забудешь.
— Ты что — агитатор? — спросил Никита, с любопытством подняв на него глаза.
За шкафом раздался громкий всхрап дяди Миши, и опять наступила тишина.
— Проснулся, — шепотом объяснил Никита. — Он постоянно сам себя храпом будит. Всхрапнет напоследок — и встал. А вот я — как усну, без будильника нипочем не проснусь.
Дядя Миша заворочался за шкафом. Должно быть, одевался.
— Что я тебя спрошу, — продолжал Коля, вспомнив греческий миф, который однажды Андрей Андреевич рассказал на уроке. — Ты знаешь, кто такой Никита?
Никита удивленно расширил глаза:
— Заучился! Ум за разум зашел у тебя!
— Не зашел. В переводе с греческого на русский язык «Никита» значит «победитель».
Никита, чуть опешив, молча смотрел на Колю.
— Может, я и выйду в победители, — почесывая пилкой висок, задумчиво согласился он.
Из-за шкафа вышел дядя Миша, обрюзгший, взлохмаченный после сна, сел на скамью и оперся на колени руками.
— Возьму да выйду. Кто мне поперек встанет? — продолжал Никита, нагнувшись над своей фанеркой. Он знал, что дядя Миша начнет его сейчас наставлять.
— Темнота твоя тебе поперек встанет, — всё еще полусонный, действительно заворчал дядя Миша.
Эх, не убило бы бомбой в войну его толстоногого Игнатку, взял бы он его себе на колени и, перебирая шелковые колечки волос, рассказывал бы, как живут да работают умные люди. Вот Петруха Брунов. С какой силы на весь завод в передовики вышел? У Никиты кулаки поздоровее бруновских и на работу великий запал, а всё с Бруновым рядом не встать — у Брунова мозги образованные, смекалкой богат. Не кулаками — умом берет.
— Потому мы его и на Конференцию мира послали, — толковал дядя Миша Никите и Коле. — Умен наш Петруха. На язык только скор парень… это от молодости. В года войдет и на язык поаккуратнее станет. По уму, говорю, на Конференцию мира Брунова послали. Против войны не кулаками борются — умом. Эх, война! Был бы у меня сын… хоть Игнат — не Никита… может, «победителем» не переводится, а показал бы я ему на Брунова да на Павла Афанасьевича Новикова. Вот какой наш передовой класс рабочих!