Андрею Андреевичу надо было в президиум.
— А что я вижу! Плохое-то, верно, у нас уже позади, — сказал учитель, похлопал по плечу Володю и Юрия и ушел.
Они остались почти рядом.
«Сейчас возьму и заговорю с Володькой как ни в чем не бывало», — мысленно подбадривал себя Юрий.
«У него адское самолюбие. И у меня самолюбие, а все-таки неохота больше с ним враждовать», — думал Володя.
Мальчики взглянули друг другу в глаза и отвернулись. Вот беда: они не знали, как начать разговор. Кроме того, освободившийся стул между ними разделял их.
А на трибуну уже вышел Григорий Данилович.
Зал был полон молодежи: в передних рядах сидели школьники с комсомольскими значками на гимнастерках и в пионерских галстуках, подальше — заводские парни и девушки.
Секретарь парткома, обращаясь к залу, сказал:
— Товарищи! Племя молодое!..
Ребята слушали доклад, а в ряду восьмиклассников, незаметное залу, происходило движение.
Толя Русанов напирал плечом на своего соседа Володю, потихоньку теснил его к стулу Андрея Андреевича. Коля Зорин со своей стороны навалился на Юрия Брагина.
— Пододвинься немного, — шептал Русанов Володе.
— Уж очень ты свободно расселся, — шепнул Юрию Зорин. — Двигай-ка, двигай!
— …Давайте, ребята, лучше учиться! Лучше работать! Крепко дружить! — закончил доклад Григорий Данилович.
Как раз в этот миг Русанов и Зорин поднажали как следует, и Володя с Юрием очутились рядом на стуле Андрея Андреевича. Их притиснули так близко друг к другу, что шелохнуться невмочь.
— Сделано дело! — облегченно вздохнул Коля Зорин.
Володя покосился на Юрия. И Юрий на него покосился. И вдруг они засмеялись.
По рядам восьмиклассников прошел одобрительный гул.
— Ура! Да здравствует мир! — кричали ребята.
— А что? Мы и правда мирные люди! — подтвердил Толя Русанов.
— Пока враги не напали. А нападут — вот! — показал Коля Зорин кулак.
В конце заседания на сцене появились Васюта и Шурик.
Они несли белый корабль с красными флагами и, подойдя к рампе, подняли его высоко, чтобы всем было видно, а сами смотрели не в зал, а друг на друга. Все догадались, что они оробели.
Кто-то крикнул:
— Пионеры, не бойтесь!
«Выступай!» — говорил глазами Шурик.
— Лучше ты выступай, — шепотом ответил Васюта.
— Васюта, я не знаю, как начинать.
— Скажи: товарищи!
— Ты сам, Васюта, скажи.
Они разом повернули лица к народу и хором сказали:
— Товарищи рабочие и школьники!
— Что мы наделали! — тихонько охнул Шурик.
— Товарищи рабочие и школьники! — повторил Васюта баском, глядя в зал немигающим взглядом. — Мы дарим защитникам мира нашу яхту!
Он замолчал, потому что сотни глаз на него смотрели из зала, сотни ламп сияли над залом, сотни красных галстуков сливались в горячее пламя. Все смешалось в голове у Васюты. Он забыл свою речь.
— Говори самое главное, пионер! — подсказал из президиума чей-то голос.
Васюта собрал силы и громко крикнул самое главное:
— Да здравствует Советский Союз!
А впереди был концерт.
На середину сцены выкатили черный, блестящий рояль.
— Ты разлюбил музыку, Володя? — спросил Юрий.
— Ой, нет!
— Марфина! — послышались возгласы.
Володя увидел возле рояля Ольгу.
— Чайковский. «На тройке».
Ольга села за рояль, и Володя услышал знакомые звуки.
Вспомнился яркий, солнечный день, широкая Волга, словно поле, занесенное снегом, дружба с отцом и смелость на сердце. Хорошо жить!
А тройка несется по зимней дороге, поет под полозьями снег, поют солнце, небо и лес… Играй, Ольга, дольше!..
