— Здравствуйте, — сдержанно поздоровалась она с хозяином дома, не заметив Володю. — Мы пришли поговорить о вашем изобретении, — строго объяснила Екатерина Михайловна отцу.
«Плохо», — догадался Володя.
Кажется, и отец ничего хорошего от этого разговора не ждал. Он молча сел на стул против гостей, тяжело опершись ладонями о колени.
Екатерина Михайловна провела рукой по лбу, откидывая назад стриженые волосы, как мальчик.
— Нас ввели в рационализаторскую бригаду, — тем же строгим тоном продолжала она, — мы должны всё обсудить и взвесить. Мы не можем подходить легкомысленно.
Тут она оглянулась на Петю, и Володя со страхом прочитал в ее взгляде: «Я начала. Теперь ты проваливай его изобретение».
И тогда Петя стал «проваливать».
— Павел Афанасьевич, — сказал он покашляв, — Павел Афанасьевич…
— Слышу, — холодно отозвался отец.
— Дело такое… Мы, конечно, всем сердцем… — Петя замялся, снова покашлял, должно быть для храбрости. — Разговорчик по цеху, Павел Афанасьевич идет, — продолжал он. — Говорят… Разные, конечно, встречаются люди… к примеру, Путягин. Этот так рассуждает, что механическая скалка вовсе нам ни к чему — при старании и с ручной скалкой до передовой нормы каждый может подняться. А к механической еще приноравливаться надо. Либо приноровишься, либо нет. Пока осваиваешь, не снизить бы выработки! И зарплата небось на первое время понизится.
— Не спорю. Поначалу, может, и снизится, — с таким открытым презрением ответил отец, что Володе показалось — Петя Брунов на секунду, словно прячась, опустил глаза.
— А еще, — помедлив, продолжал Петя, — Василий Петрович такого держится мнения, что ваша смелая изобретательская мысль, Павел Афанасьевич, мчится вперед, а техническое и общее ваше образование ставит мысли пределы. И… скажу, не таясь… Василий Петрович ориентировал рационализаторскую бригаду в таком смысле, что проект ваш на практике снова провалится.
— Папа, — шепнул Володя, — не слушай их!
— Хватит! — ответил отец. — Больше слушать не буду.
Петя переглянулся с Екатериной Михайловной. Она откинула назад волосы, но темная прядь снова косячком опустилась на лоб.
— Ну, Петя! — негромко сказала Екатерина Михайловна.
— Значит, атакуете и с тылу и с флангов? — насмешливо перебил отец. — Хватит! До свиданья, гости дорогие.
Ясно, что он хотел этим сказать: «Уходите подобру-поздорову!»
И вдруг, вместо того чтобы обидеться, Петя встал с дивана, легко, одной рукой, взял стул за спинку, придвинул его вплотную к Павлу Афанасьевичу и, сидя на нем верхом, нагнувшись к самому уху Павла Афанасьевича, многозначительно произнес:
— С тыла, может, и ведется атака, а фланги целиком и полностью, Павел Афанасьевич, на вашей стороне.
— Врешь?.. — растерялся отец. — Ты?.. Петька, если ты врешь…
— Да неужто вы сомневались? — хлопнув себя по коленке, крикнул Петя. — Павел Афанасьевич, вы мне годитесь в отцы, а простота ваша, не обижайтесь, меня удивляет. Я вам путягинские аргументы для характеристики обстановки излагаю, а вы, извиняюсь, на меня волком глядите. Аж неудобно! В жар и краску вогнали! — Петя вынул из кармана чистый, несмятый платок, встряхнул, обмахнулся и, аккуратно сложив, спрятал. — Ваша очередь, Екатерина Михайловна. Докладывайте.
Екатерина Михайловна поднялась, как будто и верно собираясь делать доклад. Она казалась тоненькой и маленькой в своем черном, наглухо застегнутом платье и напряженно глядела прямо в лицо Павлу Афанасьевичу:
— Мы с товарищем Бруновым тщательно изучили ваше предложение. Мы убедились в его ценности. То, что Петя… товарищ Брунов рассказал вам… Словом, отношение Путягина к механической скалке нас не беспокоит. Немного больше нас беспокоит позиция Василия Петровича. Но…
— Но, — подхватил Петя, — мы передали ваше предложение начальнику цеха Тополеву — раз! — Он загнул один палец. — Мы обсудим его на производственном цеховом совещании — два. В многотиражке решено поставить вопрос — это три. А четыре… — Петя загнул сразу все пальцы и вопросительно посмотрел на Екатерину Михайловну.
— А четыре, — сказала она, — мы предлагаем, не тратя времени, своими силами изготовлять ваш механизм. Если мы всей бригадой после смены, в свободное время, проверим на практике…
— Братцы мои! — вскочив, закричал Павел Афанасьевич.
Он распахнул руки, и Петя с Екатериной Михайловной не успели опомниться, как очутились в его объятиях. Он так стиснул их, прижимая обоих к груди, что, когда наконец отпустил, и у Пети и у Екатерины Михайловны были красные, словно после бани, лица.