— Кто создал первую русскую оперу? Скажи им, Володя!
«Володя! Володя!» — только и слышалось в классе.
— Ну, а что же ты сам сочинил? — спросил Юрий. — У тебя бывает вдохновение? Как вообще сочиняют?
Вот этого Володя пока не знал. Но он знал, как однажды Чайковский ответил человеку, который хотел допытаться, каково вдохновение.
«Не говорите пошлости, юноша, — ответил Чайковский. — Нужно работать».
— Когда же ты начнешь сочинять? — смеялся Юрий.
— Слушай, Юрий, а ты изобрел уже что-нибудь в технике? — спросил вместо ответа Володя.
Ребята засмеялись. Победа снова была за Володей.
И вдруг неприятность.
На уроках географии всегда стоял шум. Гликерия Павловна сидела за учительским столиком и беседовала с одним учеником, а весь класс в это время занимался своими делами.
— Тише! Не баловать! — вскрикивала иногда Гликерия Павловна, стуча карандашом по столу. — Отвечай с выражением, — просила она, расцветая, если мальчик говорил громко, четко, слово в слово по учебнику.
«Знайте учебник», — большего учительница географии не решалась требовать от учеников.
Порой случалось — какая-то смутная неудовлетворенность начинала мучить ее, недовольство собой, даже тоска. Каждую осень Гликерия Павловна входила в школу с благим намерением начать работать по-новому. Как по-новому? За учебу, что ли, приняться? Кругом все учились, а Гликерии Павловне все некогда да некогда. Главный смысл ее жизни составлял дом. Вернее, не дом, а восемнадцатиметровая комнатка, где Гликерия Павловна жила со своим мужем, бухгалтером, старше ее на двадцать лет. Бухгалтер работал в Доме учителя, а Гликерия Павловна хозяйничала в нарядной комнатке с широким окном и балконом на Волгу и всю душу свою тратила на устройство гнезда. Детей вот только у них с Иваном Арсеньевичем не было… Оттого, может быть, Гликерия Павловна и была привязана к своим семиклассникам. Никакие их шалости не выводили ее из себя.
«Не баловать!» — постучит только карандашом по столу, когда море грозит выйти из берегов, и ребята на время стихают.
В общем, они жили мирно.
— Новиков, выздоровел? — спросила на этом уроке Гликерия Павловна, поставив в журнале точку против его фамилии. — А? Пришел? Не рано ли ты после гриппа явился?
— Он не болел, Гликерия Павловна!
— Вы его перепутали с кем-нибудь.
— Кто заболел, Гликерия Павловна?
— Ну, тихо, тихо! Что вы спорите — не болел? Я сама его отпустила с урока больного. Новиков, как голова?
— Ничего. Прошло, — ответил Володя, спешно пробегая глазами страницу в учебнике.
— Тогда иди отвечай урок, умник.
Но прозвенел звонок.
— Спасся, Володька! Повезло сегодня тебе! — сказал Женя Горюнов, когда учительница вышла из класса. — Собирайся, счастливчик, домой.
— Стойте! — крикнул Юрий и вышел на середину класса. — Стойте! Не расходитесь! Экстренное собрание комсомольской группы.
— Какое еще собрание выдумал!
— По какому вопросу?
— Почему экстренное?
— Узнаете, — лаконично ответил комсорг и побежал пригласить Чумачова или кого-нибудь из членов комитета.
Горячка деятельности охватила его, как всегда, внезапно.
«Вот он каким комсомольцем оказался, наш Новиков! Прогуливает, больным притворяется, уроки не учит! Хорош комсомолец, хорош! А еще авторитета у ребят добивается! Полкласса загипнотизировал музыкой. А сам?.. Нет, это так оставить нельзя».
Юрий прилетел в комитет. Чумачова не было. Члены комитета разошлись. Секунду Юрий постоял в раздумье. Но не стоит колебаться. «Раз так, проведу один собрание, — решил он. — Довольно нас на всю школу ругать. Пожалуйте к ответу, виновники! А что никого из комитета не будет, даже лучше. Я и сам справлюсь».
Но, вернувшись в класс, Юрий застал Андрея Андреевича.
Это было неожиданностью. Кто позвал Андрея Андреевича? Зачем? В конце концов, имеют они право собрать комсомольскую группу одни, без учителя?
Если правду сказать, при виде Андрея Андреевича воинственное настроение Юрия немного понизилось.
«Не отменить ли собрание?» — мелькнуло у него в голове.
Но ребята ждали. Андрей Андреевич, стоя у окна, спокойно наблюдал за Юрием. И Юрий решительно вышел к учительскому столику. В его позе, откинутой голове, прямом взгляде никто не заметил бы и тени смущения.
«Умеет держаться. И мог бы вести за собой, если б только…» — подумал Андрей Андреевич. Он взглянул на Володю.
За последние дни Андрей Андреевич все чаще всматривался в этого мальчика с неопределенными и расплывчатыми чертами лица — немного толстый нос, детские губы, темные, с коричневым отливом волосы, темные, то хмурые, то блестящие весельем глаза. Иногда он казался некрасивым, но вдруг что-то озаряло лицо, и Андрей Андреевич думал: «Вот таков и есть настоящий Володя Новиков».