— Первый вопрос — о поведении Новикова, — громко начал Юрий.
Володя с удивлением поглядел на Брагина.
А Брагин, как говорится, закусил удила.
— Я ставлю на обсуждение поступок комсомольца Новикова, — повторил он, сам подбадривая себя громким голосом.
— Какой поступок?
— Что сделал Новиков?
— Погодите, погодите, ребята! Услышим.
Кирилл Озеров, известный всей школе необыкновенным затылком, на котором разместились две круглые макушки, поднял руку, потрогал макушки и, предостерегая, сказал:
— Смотри, Юрий! Обвинять — так за дело. Зря не дадим.
— Зря? За кого вы меня принимаете? — вспыхнул Юрий.
— Ладно. Выкладывай.
— И выложу. Новиков сделал хороший доклад о Чайковском…
В классе сразу наступило молчание.
Юрий увидел настороженность во взглядах ребят. Пусть! Он докажет им, что такое принципиальное отношение к делу.
— Новиков сделал красивый доклад о музыке, о труде, о патриотизме. Новиков призывал всех трудиться, а сам на другой день после доклада притворился больным, обманул Гликерию Павловну, убежал с уроков, а сегодня не учил географии. Как это называется? Разлад между словом и делом — вот что это такое! Значит, все, что Новиков говорил в докладе, были красивые фразы, и только! Так могли поступать лишние люди из литературы девятнадцатого века, а комсомольцы так не поступают. Если комсомолец проповедует одно, а делает другое… мы не можем ему доверять!
Это было словно гром среди ясного неба. В классе стало так тихо, что в раскрытую фортку свободно вошел шум весны, птичий щебет и с Волги долетел пароходный гудок.
— Что-то тут не так, — пробормотал Женя Горюнов.
— Разве он не отпросился у Гликерии Павловны, ребята?
— Новиков, объясни! Отвечай!
Володя молчал.
Жаловался Гликерии Павловне, что болит голова? Да. Но ведь голова не болела? Ушел на Волгу? Не приготовил к сегодняшнему дню урок географии? Да, да. Юрий прав. Что же в его словах так оскорбило Володю?
— Дай мне сказать, — попросил Горюнов.
Он вылез из-за парты; ноздри его коротенького носа широко раздувались, он был сердит.
— Первым долгом я скажу: если бы Брагин не задразнил Володю музыкантом, Володя не убежал бы с уроков, ребята!
— Вот так причина! Вот так предлог! — закипятился Юрий. — Уж не из-за меня ли он и географии сегодня не выучил? А что вторым долгом? Что? Говори!
— Ничего. Кончил, — мрачно ответил Горюнов, сел за парту и искоса поглядел на Володю.
Теперь к столу вышел Коля Зорин. Постоял, откашлялся и спокойно сказал:
— Доклад не имеет никакого отношения к делу.
— Как — не имеет? — словно ужаленный, воскликнул Юрий.
И вдруг в ответ поднялись крики:
— Не имеет! Доклад ни при чем.
— Новиков не для себя одного готовил доклад!
— Нечего оскорблять понапрасну!
— А другие не удирали с уроков?
— Нечего одного Новикова винить! Все виноваты!
— Все!
Дело приняло неожиданный оборот. Ребята стали на сторону Новикова. Почему? Как могло это случиться? Разве Юрий не доказал им, как дважды два — четыре, что Володя — прогульщик? Они спорят против фактов.
Юрий растерялся:
— Тогда… если так… предлагаю передать вопрос на комитет. Там разберут, кто прав: вы или я.
— Погодите! — вдруг вмешался Андрей Андреевич. Он поднял руку и медленно провел ладонями от висков к затылку. — Погодите, ребята.
Все сразу замолчали, а Юрий с облегчением подумал: «Ну и пусть решают, как хотят. В конце концов, какое мне дело?»
Он уже и сам был не рад, что затеял эту историю.
— Кто скажет, что Володя поступил хорошо? — спросил Андрей Андреевич. — Кто скажет, что Новиков невиновен в том, что убежал с уроков? Нехорошо. Не по-комсомольски. Володя, ты признаешь свою вину?
— Да, — ответил Володя.
— Вот-вот! Сам признает. А я о чем говорил?.. — обрадованно подхватил Юрий.
— Ты погоди, Юрий, — сдержанно прервал его Андрей Андреевич.
— Ребята, почему же вы, комсомольцы, защищаете товарища, если он виноват?
Молчание.
«Попались? Так вам и надо! — ликовал в душе Юрий, которого чуть было не сбил с толку общий отпор. — Что ни говори, Андрей Андреевич — замечательный классный руководитель! Раз, два — все рассудил».
— И ты, Юрий, не понимаешь, почему ребята взяли под защиту Володю? — неожиданно спросил Андрей Андреевич.